Летописи Арванды. Легенды спящего города
Шрифт:
больше не может говорить, лишь смотреть на своего сына… Ангел подходит к
нему, видя, что последняя минута жизни истекает, склоняется над ним, целуя в лоб,
взмах белых крыльев приносит умирающему отраду — он что-то шепчет Ахиллу,
приникнувшему к его груди…
А х и л л ( р ы д а я ) :
Отец, отец! Скажи хоть слово!
Я знаю, ты хотел бы снова сыграть… вновь сердце говорит…
Отец, дай я согрею руки — как пальцы холодны твои…
Отец, ты снова слышишь звуки, что льются из чужой дали?
О, мой отец! Душа и чувства с рождения принесены
Тобой на жертвенник искусства — среди людей гореть должны…
А ты, отец мой, бедный гений — как мог ты раненой душой
Так мир любить… среди гонений и лести ты ведь был чужой!
Все те, кто улыбаясь сладко, превозносили до небес —
Те за спиной твоей украдкой шептали, что с тобою бес…
Что это бес вселился в скрипку… что водит бес твоей рукой…
Что видят дьявола улыбку — так он сражен твоей игрой…
Не плачь, отец, я обещаюсь, что до скончанья моих лет
С клеветниками поквитаюсь — я докажу, что только свет
Руководил тобой с рожденья, и ты прошел свой путь земной
Ведомый волей Провиденья средь злобы, зависти людской!
Отец! Люблю тебя, послушай, как сердце бьется от тоски —
С рожденья наши с тобой души едины… Лед твоей руки
Сейчас сжигает в пепел сердце… Отец… Отец! Не умирай!
О, Боже, дай ему согреться… О, Боже… Мой отец… прощай….
На лестнице слышны торопливые шаги, дверь распахивается, в комнату вбегает
Антониа и кидается к сыну…
Ахилл (упав на колени перед матерью и рыдая):
О, мама, наконец-то! Мама… Он отошел за край черты…
Господь забрал его так рано… Но где была так долго ты?
Он так страдал! Как будто пламя плескалось по его крови…
Он умолял меня… глазами… кричал от боли и любви…
Не мог играть… Но снова звуки теснились, бились в пустоте…
О, мама! Помертвели руки, что пели гимны красоте…
Но он причастие не принял! Священник оскорбил отца!
От слов причастника гневливых сбежала тень с его лица —
Он приподнялся с хриплым стоном… От дикой боли побледнел…
Восстав против людских законов, обряд последний он презрел!
Но он не отрекался! Мама! Он верил, знал! И сотню месс
Просил служить по нем… но слава, и слухи, что блуждают здесь…
Он проклят! Папские легаты восторжествуют, наконец —
Людская злость теперь расплата за дар, что в мир принес отец!
О, мама! Это так ужасно… при
Преследовали ложью праздной, а он… Он верил лишь в Творца!
Он перед смертью на мгновенье открыл глаза и прошептал:
«Сынок, я верю Провиденью, я крылья Ангела видал…
Я ухожу… но там, за гранью, теперь я буду не один…
Он оградит меня крылами… Но ты! Найди терпенье, сын…
Ты много испытаешь, прежде найдешь приют мне на земле…
Но только не теряй надежды, и — помни, помни обо мне…»,
…О, мама! Там народ лютует — вновь прогоняют его прочь…
Моя душа сильней тоскует, но, мама — скоро уже ночь…
Ты слышишь крики и проклятья? Они все громче и сильней…
В руках отца лежит распятье… Он верил! Мама, ты поверь…
Но похороны запретили… куда же нам его везти?
Как странно — люди позабыли прощенья и добра пути…
Но, мама! Разве ты не слышишь? Звук скрипки!? Так отец играл!
Послушай, мама! Только тише… отец мою тоску узнал….
Ахилл больше не рыдает, он блаженно улыбается, прикрыв глаза… Антониа са-
диться в кресло у кровати, и, положив голову сына к себе на колени, укачивает
его, словно маленького… Рядом с кроватью становиться виден силуэт — душа
Паганини.
А н т о н и а ( у г о в а р и в а я А х и л л а ) :
Мой мальчик! Успокойся… помнишь, он с малых лет своей игрой
Тебя баюкал… Даже в полночь играл тебе, мой дорогой…
Не плачь же… Ты был его счастьем, в одном тебе он видел свет —
Он над собою был не властен, тебя же он хранил от бед…
Он горд был очень, это правда, но так уж, видно, суждено…
И он имел на это право — он в ссоре с Церковью давно…
Давно проклятьем заклеймили они талант его, теперь
Пред смертью таинства лишили — нарочно оскорбив, поверь…
Не плачь, Ахилл… отец ведь рядом, пусть ты не видишь, но он здесь —
И любящим, как прежде взглядом, тебе несет благую весть!
Душа его покойна ныне, Творец не оттолкнул его!
Мы тело предадим могиле, в Италии, здесь — все равно…
И если для его покоя придется Церкви заплатить —
Заплатим… В этом старом споре придется им его простить…
Не протестуй! Он невиновен — я знаю, знаю, мальчик мой!
Но со священниками в ссоре ему не обрести покой…
А люди… им на радость горе… Ты ж успокойся — много сил
Тебе понадобиться вскоре… Так сделай, как отец просил…
Антониа оставляет сына, смотрит долгим взглядом в лицо Никколо, смахнув