Летящая на пламя
Шрифт:
— Думаю, это произошло оттого, что мисс Дрейк не предполагала вновь свидеться со мной.
Шеридан, с языка которого готова была сорваться новая ложь, сдержался. Ему надо было продолжать играть свою роль, как, впрочем, и Олимпии. Если она сразу же даст этому влюбленному щенку от ворот поворот, то их положение на корабле чертовски осложнится.
— Ну хорошо, я поговорю с ней об этом. Вы понимаете, что я имею в виду? — И Шеридан сжал плечо молодого человека, разыгрывая из себя старшего брата. — Вы — прекрасный человек, Фицхью, просто замечательный человек.
И с этими словами Шеридан поднял
«Да, ты замечательный человек, — думал между тем Шеридан, — главное, не оставляй надежд, желторотый добропорядочный олух».
Услышав стук в дверь, Олимпия выглянула в коридор и увидела Шеридана. В дверном проеме четко вырисовывался ее силуэт, освещенный горящей в каюте лампой. Белокурые волосы падали ей на плечи, она была одета в ночную рубашку из тонкой фланели. Шеридан бросил на девушку тревожный взгляд, оглянулся по сторонам, а затем, втолкнув Олимпию в каюту, вошел следом и запер за собой дверь на ключ.
— О Боже, ты понимаешь, что ты делаешь? Разве можно сразу же открывать дверь, услышав стук? Неужели ты не знаешь, сколько мужчин на борту этого корабля? К тому же ты неодета!
Олимпия накинула на плечи халат.
— О, Шеридан, — воскликнула она, — как я рада, что ты пришел. Я хотела попросить у тебя прощения. — Она поцеловала тыльную сторону его ладони и прижала ее к щеке. — Как я была не права! Какой я была дурой! Прости меня. — Олимпия теснее прижалась своей полной грудью к его груди, так что у Шеридана захватило дух. — Я теперь просто не могу понять, каким образом этому жалкому человеку удалось заставить меня поверить в то, что ты мог совершить кражу! Шеридан… сможешь ли ты простить меня? Ведь я должна была знать, что ты невиновен. Я должна была верить тебе!
Он положил ладонь на ее бедро, ощущая соблазнительно гладкую кожу под тонкой фланелью. Прижавшись губами к ее волосам, он замер на несколько мгновений, лихорадочно размышляя, как ему быть. Он и не предполагал, что она клюнет на эту удочку, приняв за чистую монету его бредовый рассказ.
Олимпия еще плотнее прижалась к нему. Шеридан с наслаждением вдохнул аромат ее волос. Да, истина была такой отвратительной и неудобной во всех отношениях. Если бы он сейчас выпалил ей сгоряча всю правду, то еще неизвестно, как бы Олимпия отреагировала на это. Вообще-то она, похоже, давно простила его, но они об этом ни разу не говорили откровенно. Кроме того, обстановка резко изменилась. Отныне они вновь были окружены людьми, среди которых находился и этот олух, Фицхью, черт бы его побрал. Теперь Олимпия вполне могла обратиться за помощью и утешением к другому мужчине…
Жгучая ревность охватила Шеридана. Одна мысль о том, что Фицхью мог дотронуться до Олимпии, приводила Шеридана в ярость. А ведь молодой человек хотел жениться на ней и получить право тащить ее в постель каждый раз, как только ему это заблагорассудится. Причем его, законного супруга, не будут приводить в отчаяние мысли о возможных последствиях. Нет, это было просто невыносимо.
— Я прощаю тебя, — прошептал Шеридан, — конечно, прощаю!
Олимпия судорожно вздохнула, почувствовав огромное облегчение. Но затем она оттолкнула Шеридана и серьезно
— Ты ведь не станешь наказывать Мустафу? Я считаю… я просто уверена, что он не хотел сделать ничего дурного, хотя, может быть, это звучит несколько странно…
— Если это действительно так, значит, на свете еще существуют чудеса.
Шеридан вновь обнял девушку. Отбросив пряди шелковистых волос, он начал целовать мочку уха и шею.
— Я знаю, как мне быть с Мустафой, — бормотал он. — Но давай отвлечемся от этих неприятных мыслей. Я устал от них. Мустафа и так уже залил слезами мои сапоги, любезно одолженные кем-то.
Олимпия прижалась лбом к его плечу и, лукаво улыбаясь, начала расстегивать пуговицы на жилете. У Шеридана захватило дух. Он снял с нее халат, поцеловал ложбинку на ее груди сквозь тонкую ткань и медленно опустился на колени.
Олимпия со вздохом облегчения и радости прижала его голову к себе. Она испытывала удивительное чувство покоя от того, что Шеридан, исполненный страсти и желания, вновь был с ней. Сев на пятки, Шеридан провел руками по ее ногам, пока не добрался до точеных лодыжек, чуть скрытых подолом длинной ночной рубашки.
Возбуждение охватило Олимпию, она прислонилась к перегородке каюты, прикрыв глаза. Шеридан тем временем начал медленно поднимать подол ночной рубашки, целуя обнаженные ноги и бедра Олимпии.
— Ты пахнешь цветами, — хрипловатым голосом произнес он.
Олимпия засмеялась:
— Должно быть, это непривычно для тебя.
— О, моя сладчайшая принцесса. — Шеридан прижался лицом к нижней части живота Олимпии и втянул в себя воздух. — Ты всегда благоухаешь, словно небесное создание!
Олимпия учащенно задышала, почувствовав, как его язык коснулся самой чувствительной точки тела, отчего ее бросило в жар.
— Шеридан, — застонала она, запустив пальцы в его густые волнистые волосы.
Он промычал ей что-то в ответ и, крепко обхватив ладонями ее ягодицы, теснее прижал Олимпию к себе и впился в ее лоно горячим ртом. Она начала извиваться в его руках от сладостной муки, пытаясь сдержать рвущиеся из груди крики и стоны.
Он довел ее своими ласками и поцелуями почти до экстаза. Ее судорожно сжатые пальцы разжались, и, задыхаясь, Олимпия начала умолять его продолжить свои ласки. Но Шеридан встал с колен, снял с Олимпии рубашку, а затем припал губами к ее губам, лаская грудь. Она вновь застонала от наслаждения, чувствуя, как ей в живот упирается его набухшая плоть. Медленно — пуговица за пуговицей — она начала расстегивать его брюки, дразня Шеридана неспешностью движений, пока он не оттолкнул ее руку и не сделал все сам.
— Проклятая цивилизация, — пробормотал он. — Кто придумал эту нелепую одежду?
Олимпия взглянула на него с улыбкой, испытывая новые ощущения. Она впервые находилась обнаженной в руках одетого мужчины.
— А мне нравится одежда, — прошептала она. — На мой взгляд, ты выглядишь совершенно очаровательно… элегантно… и… так обольстительно…
Он опустил длинные ресницы, скрывая пылающий страстью взгляд.
— Действительно ты так считаешь? — Он поцеловал ее в подбородок. Его выпущенное на волю горячее, налившееся кровью копье уперлось в обнаженный живот Олимпии. — В таком случае я не буду раздеваться.