Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
В этот момент раздался выстрел, даже два. Я дважды вздрогнул; несмотря на холод, меня прошиб пот…
Выстрелы были пистолетные. Все это время Вероника прятала за спиной пистолет, а сама привлекала внимание солдат к моему стриптизу.
– Катись!
Я упал и откатился. Должно быть, вовремя, потому что тут же застрекотал пулемет. Я вскочил, бросился вкруг транспортера – хватило ума не подставиться. Луч прожектора бестолково метался, не находя цели, так же бессмысленно поливал тьму пулемет.
Впрочем, не бессмысленно. Транспортер
Я бросился на машину смерти, что-то крича, пытаясь привлечь к себе внимание, но за грохотом мои крики, должно быть, тонули. Я видел два трупа, свесившиеся из люка, видел крышку, колотящую их по спинам. Наконец, с облегчением увидел Веронику. Она запрыгнула на транспортер, одним движением вышвырнула труп из люка и направила ствол внутрь.
– Руки! – расслышал я ее крик, и в тот же момент – очередь.
Пулемет стих, но машина продолжала метаться. Вероника выбросила второй труп протянула руку ко мне.
– Прыгай, подхвачу!
Легко ей говорить, а для меня это все равно что песчаного червя оседлать или приручить Икрана…
Я прыгнул что есть силы. Не рассчитал – упал грудью на броню. Торопливо поднял ноги, боясь, как бы их не зажевало в гусеницы.
– Ей богу, куль с дерьмом, – чуть ли не восторженно сказала Вероника, хватая меня за шиворот.
Объяснять задачу мне не требовалось. Я скользнул в люк и оказался один на один с трупом, которого очередь из АКМ прочертила ровно посередине. Крови почти не было, или же вся она скопилась под герметичной одеждой... Меня чуть не вырвало от этой мысли, я замотал головой.
– Уснул? – крикнула Вероника сверху. – Подай мусор, я выкину.
Почему-то от этих слов стало легче. Стараясь думать о мертвом солдате как о мешке с мусором, я взял его за грудки и потянул вверх. Вероника подхватила его подмышки сверху и, зарычав от напряжения, вытянула наружу.
Усевшись за руль, я бросил взгляд на монитор и увидел в пугающей близости освещенную прожектором палатку. Руль в сторону, сцепление, тормоз… Транспортер чуток тряхнуло, и он встал.
Заглушив двигатель, я откинулся на спинку и закрыл глаза. Сердце постепенно успокаивалось, в ушах перестало звенеть. Как же быстро все произошло…
– Эй! – Вероника просунула голову в люк. – Ты чего, закаляешься? Комбез застегни, дурень.
Говорит все так же бодро, как обычно. Будто и не убила только что троих человек из своего дома. Я застегнул «молнию», с удивлением отметив, что руки не дрожат, хотя моего эмоционального двойника буквально колотило.
– Ты зачем под пули кинулся? – спросила Вероника.
– Джеронимо… Палатка…
– По-твоему, я начала бы перестрелку, не будучи уверенной, что справлюсь? – Она вздохнула. – Слушай, Ник… За рулем от тебя, может, и есть какая-то польза, но и только. Давай ты больше не будешь лезть в чужие дела, хорошо?
– Да, как скажешь.
Она, кажется, насторожилась.
–
– Ничего. Буди брата. У нас теперь есть транспорт с обогревом и синтезатором воздуха. Можем вернуться в дом Альтомирано.
Вероника покачала головой.
– Иногда тебе в голову приходят мудрые мысли, но никогда – вовремя. Мы поедем к Толедано. Мне очень нужно побеседовать с отцом, и теперь я бы хотела, чтоб во время разговора между нами было несколько сот километров, на всякий случай. Жди, я за братом.
Прежде чем уйти, Вероника сбросила вниз три автомата, отобранных у поверженных воинов. Потом исчезла, оставив меня наедине со своими демонами. Вернее, с одним демоном – равнодушия. Почему я бросился под пули? Потому что так требовалось по правилам игры, вот и все. И теперь, когда инстинктивный испуг прошел, не осталось ничего. Кроме, разумеется, очередной дозы. Тысячу раз прав отец. Я, Николас Риверос, бездарь, моральный урод и безнадежный наркоман в придачу.
Я прильнул к прицелу, увидел белую фигурку Вероники, шагающую к палатке. Рука легла на джойстик. Где-то снаружи шевельнулся пулемет, и фигурка оказалась точно в перекрестье. Палец коснулся кнопки. Одно нажатие, и…
Вероника остановилась, повернулась к бронетранспортеру, будто почувствовав. Стоит, смотрит, ждет.
Я вспомнил нашу первую встречу: на ней был этот же белый комбинезон. Она искала брата и, должно быть, бегала по улице, не зная, чего от него ждать – побега? самоубийства? теракта? Она плакала, чтобы сбить меня с толку и разжалобить, и у нее это получилось лишь потому, что слезы были настоящими.
– Ба-бах, – шепнул я. – Нет, малышка. Ты – слишком драгоценный экземпляр.
Может, отец и прав, но чего же он от меня ждет? Чтобы я в одночасье изменил свою природу?
Я нашел микрофон и, включив репродуктор, проорал на всю равнину:
– Прием, как слышно? Хватит на меня пялиться. Николас Риверос бьет только в спину и никак иначе. Возобновите движение к палатке, дабы получить очередь между лопаток.
Вероника подняла руку с выставленным средним пальцем, и лишь такой старый упырь как я мог уловить в этом жесте облегчение. Она скрылась в палатке, и я, отпустив джойстик, принялся считать секунды. Внутренние часы, запущенные в тюрьме, судя по часам на панели, пока работали бесперебойно. Половина четвертого утра.
– Мне снилось яркое солнце, нудистский пляж и загорелые обнаженные красотки! – прохныкал Джеронимо, плюхнувшись рядом со мной на сиденье. – Чем, скажите на милость, я заслужил возвращение в этот чудовищный мир, где меня будит страшная престарелая дьяволица с душой, черной, как… Ай!
Вероника немного не рассчитала с подзатыльником, и Джеронимо стукнулся маской о приборную панель.
– Карга! – прошипел он, ощупывая маску. – Сломаешь – не будет у тебя больше брата. Ну? Что сидишь? – Он уже обращался ко мне. – Давай, умчи меня в свою страну оленью!