Летящий и спящий (сборник)
Шрифт:
не та машина
да и мы не те
те давно повернули куда надо
получили благодарность и деньги
пьют джин из ледяных толстых стаканов
ублюдки
а мы снова развернулись
и опять запылили по кругу…
одна елочка две три елочки
такой снег — ни киоска ни мальчика не разглядишь
ЛЮБОВЬ К ШОКОЛАДУ
герой еще не написанной повести
боится женщин
в темноте
поэтому жена у него — черная палка
(не говоря о том что у мамы — помнит —
был любовник — сухой армянин)
уничтожая шоколад
думает перед сном:
часто страдаю запорами
поэтому жена у меня и т. д.
горечь и сладость но больше горечь
сухие листья — уходит в леса
в черном пальто
гладкие неблестящие
не оборачиваясь
уходит в леса
из забытья переходит в сон
черная
между стволами деревьев
куда ни глянешь — везде она
окликнешь —
не оборачиваясь быстро уходит
то ли в мантилье
то ли в монашеской рясе
да она вообще из чужого романа
скорее всего символиста
герой еще не написанной повести
гонится за женщиной из чужого романа
по редким лесам в лунном свете
(не забыть упомянуть о желудях)
и уже под утро
она оборачивается в тумане
и сбрасывает накидку
длинное темное сухое тело —
стручок на подстилке из горьких листьев
полураскрытые губы негритянки
незнакомый пряный запах
(и хрустит блестящая обертка)
серый пучок листьев
судорожно схватила рука
ТИХИЙ АНГЕЛ
иссякла
и любовники куда-то подевались
даже не снятся
любит внука — это пухлое тельце
давеча снилось что рожает
как по маслу
дайте посмотреть
а он взрослый
такой ладный складный
юноша в пеленках
да это покровы свиваются
мать ведь ты ангела родила
смотрю: и впрямь ангел
сквозь ресницы улыбается тихий
значит не истощилась еще
любви — целый склад
пусть их — нелюбы!
эти вечные попреки и укоры
кусками сердце из груди вырывают
дети дети что я вам сделала?
буду теперь ангелов рожать
тонкую плоть
душевную ткань
темен человек душен
а то приходи вечером поскучаем
снова слышишь ангел пролетел
делать нечего
старые женщины ангелов рожать стали
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
лучше с бородой
сунуть в руки автомат
просто любо-дорого!
а если посадить задом
на горячую броню
в яркий день
хоть снимай на кинохронику!
такой пыль-порох с бородой едет
глядят небось (ага!)
идет рослая пара (ненавижу таких)
что-то ей (про меня) — обернулась
да как она смеет (при мне)
такую короткую юбку
такие длинные ноги носить!
его — к стенке (ага!)
запрыгала челюсть
ее — в заброшенный сад
юбку — на голову
засыплю всю лепестками шиповника!
будет она у меня плакать
будет смеяться счастливая
глажу нежно
гладкое темное железо
утешаю глупую: да ты
у меня как за каменной стеной —
в укрытии
бьет где-то близко
щелкают осколки
сыплются срезанные ветки
а мы
нашли забытый воинский склад
еще с прошлой войны
столько ящиков банок бутылок
тушенка французский коньяк
красивую жизнь проживем
погоди погоди я сейчас…
почему-то приходится в резком солнце
бежать и стрелять
и вжиматься в каждую щель…
на асфальте в луже крови
женщина смотрите сидит
силится приподняться —
только дергаются обрубки…
погоди погоди — ты у меня будешь
все у меня будет
вот сейчас добегу… добегу…
ПРЕДМЕТЫ ПРИРОДЫ
профиль римского цезаря
лысеющая головка —
старуха в кресле на колесах
«жуки-древоточцы съедают
великолепную мебель
и под лаком труха и разруха»
у нее не было ног
зато были мозги
в глубокой тени не просыпались еще
сухие венки бессмертников
мы сходились на молитву
сосуд камень раковина-рапан —
на досках стола
светили предметы природы
всякий своей извилиной
отсветом или изъяном
Учитель учил что природа —
идеальный почтовый ящик
вот он сам — клинышком бородка
посылает свое посланье
(он всегда глядит на темный габриак
свилеватый похожий на женщину)
в полдень когда солнце по-хозяйски
располагалось
под ветхим навесом
и вечером когда удалялось
перебирая венки