Лев Гумилев: Судьба и идеи

Лавров Сергей Борисович

По возвращении в Прагу из советской ссылки Савицкий возобновил переписку со своими друзьями в Европе и Америке. Это обстоятельство не нравилось властям. Особенно их раздражало издание в 1960 году во Франции «стихов Востокова». Раскрыть псевдоним чешским спецслужбам, конечно, не составляло особого труда. В мае 1961 г. П. Савицкого арестовали и заключили в тюрьму. Но случилось так, что в следующем году впал в немилость министр внутренних дел ЧССР, санкционировавший арест П. Н., и многие пострадавшие при нем лица были амнистированы 438 . В их числе был и Савицкий. По другой версии, решающую роль в его освобождении сыграло обращение Бертрана Рассела, по третьей — вмешательство посольства СССР.

438

Из

некролога о П.Н. Савицком (1895–1968), написанного Г. Вернадским.

Меня очень заинтересовал вопрос, в чем же «криминальность» стихов П. Савицкого? Моему сыну в Библиотеке Прусского культурного сообщества в Берлине удалось найти солидную (в 293 страниц) книгу П. Востокова «Стихи» с предисловием Николая Оцупа (1894–1958). Какие удивительные пересечения «организует» история: Н. Оцуп — член «Цеха поэтов», хороший знакомый Николая Гумилева. Интересно, знал ли он, что П. Востоков (П. Савицкий) знаком с сыном Николая Степановича?

Что же касается самих стихов, то в предисловии о них сказано следующее: «Некрасов и Блок стонут, говоря о России. Многие другие любят ее, проклиная, бичуя. У Востокова — любовь подвижника, праведника. Он все простил не только за себя, но и за всех. Здесь нет благодушия, есть глубина христианского жизнеутверждения. Ни проклятий, ни жалоб. Какой это урок!» 439

439

Востоков П. Стихи. Париж, 1960, с. 8, 9.

Это раскрывается и в стихах, и в редких примечаниях автора к ним такого, например, типа: «1946. Сложено на лесоповале. Меня направили на лесоповал. Перенес это с бодростью, сдружился с ребятами-лесорубами. Это почти сплошь были урки (уголовники). Работали ребята замечательно. Любили слушать мои рассказы» 440 .

В стихах Савицкий передает свои ощущения лагерной жизни и окружающей природы. Так в одном из стихотворений 1947 г. есть такие строки:

Но знаю, Русь, ты устоишь!Так помоги ж и мне в бореньи,Душе моей дай свет и тишь,Дай твой закал, твое терпенье.

440

Там же, с. 36.

А вот из стихотворения «Небо Мордовии», написанного в том же году в мордовском лагере:

В Европе нет таких закатов,И нет таких небес в Стамбуле.Палитры Рубенса богачеЦвета, тона твоей лазури.

В стихотворении «Мудрецы» (1948) Савицкий так описывает солагерников:

«Медведь не моется и век здоров бывает», —Так мудрецы бараков говорят,И серый прах их лица покрывает,Но весело горит их дерзновенный взгляд.

При всем ужасе лагеря не надо думать о какой-то полной изоляции П. Савицкого в Мордлаге; находились люди, информировавшие его о том, что происходило «на воле» и посылавшие ему книги. Так, в мае 1948 г. «П. Востоков» пишет стихотворение «Другу незримому», посвященное памяти академика Д. Н. Прянишникова — знаменитого агрохимика. Оказывается, тот много писал и помогал П. Савицкому в самые трудные годы. В примечаниях к стихотворению сказано: «Не боялся — как не боялись и многие другие русские люди, в том числе и выдающиеся ученые» 441 .

441

Там же, с. 85.

У П. Савицкого даже хватало сил подбадривать других. Так, в стихотворении «Другу историку» (явно, солагернику) он пишет:

Мужайтесь, друг! Придет иное время.Жены, детей увидите лицо.Неволи злой навек исчезнет бремя,Работы творческой сомкните вновь кольцо.

В лагере в 1948–1950 гг.

он пишет стихи, посвященные великой княгине Ольге, Агапиту — основоположнику русской медицины, жившему в XI в., Петру — царевичу Ордынскому, Андрею Боголюбскому. Эти темы переходят весьма органично во второй раздел сборника — «Образы Руси древней», включающий, например, такие стихотворения: «Житие Сергия Радонежского», «Царь Федор Иоаннович», «Икона», «Конный бой». В третьем разделе — «Города древнерусские» — поэт вспоминает «Новгород Великий», «Псков», «Тобольск», любимый его Чернигов и «малую Родину» — деревню Бутовичку в центре Скифской степи.

Пишет Савицкий и о людях Руси, более близких ему по времени и по духу («Пржевальский», «Менделеев», «Семенов-Тян-Шанский»). Иногда это как бы доверительный разговор со знаменитым собеседником. Так, в последнем из упомянутых стихотворений есть такие строки:

Гляди, гляди-ка, Петр Петрович,Растут и ввысь идут хребты.Все с трепетом встречают новость,Путей степных забыв суровостьКоня пришпориваешь ты.

Иногда — беседа с действительно близким другом и единомышленником. Таково стихотворение о князе Н. Трубецком, которого П.Савицкий пережил на 30 лет:

Твоей идеи заостренной Ни в чем нельзя предугадать. И нам с улыбкою смущенной Одно осталось — бдеть и ждать.

Вспоминает он и об идейных противниках, например, о былом учителе П. Б. Струве, пути с которым разошлись в эмиграции. О П. Н. Милюкове Савицкий пишет иронично:

Ты с виду сух и прозаичен,Европе предан всей душой,В уничиженьи методиченВсего, что Русь несет с собой.

Я сознательно остановился на сборнике стихов подробно, чтобы задать вопрос (я ничего особо не отбирал, не отсекал из интонаций П. Востокова): где же здесь криминал? Ведь все это — песнь любви к Родине, ко всему, что в ней есть и хорошего, и смутного, но все равно любимого, песнь восхищения ее природой, ее историей, ее людьми. Где же здесь криминал?

7.4. Почему «хунну»?

Обычно хроника социальной жизни называется историей. В таком узком смысле история составляет базис социологии.

К. Поппер

Л.Н., не зная поначалу о пражских коллизиях П. Савицкого, радуется выходу «Хунну» — пусть и ничтожным тиражом в 1000 экз. Следующее издание — «Хунны в Китае» вышло лишь через 14 лет, но уже в 5000 экз. Только после смерти Л. Н в 1993 г. «Хунну» появились действительно массовым тиражом в 50 тыс. экз. Книга оформлена подобно «светло-серой» изящной и качественной московской серии 442 , но сделана она была уже не в «Экопросе» (одном из подразделений «Прогресса»), а в Санкт-Петербурге, под научной редакцией ученика Л.Н., кандидата географических наук Вячеслава Ермолаева 443 .

442

Созданием этой серии мы всецело обязаны Олегу Дмитриевичу Катагошину, рано и трагично ушедшему из жизни.

443

Гумилев Л.Н. Хунну. СПб., 1993, с. 5.

Удивительно, что очень специальная, отнюдь не популярная книга разошлась довольно быстро. Что это — гипноз названия? Ведь книга отнюдь не про гуннов, которых Л.Н. касается на пяти заключительных страницах, а про хуннов — их предшественников. Но тогда она должна бы называться «Хунны», а не «Хунну». Дело в том, что последнее — название мощного кочевого государства, созданного до нашей эры в Великой степи.

Задолго до появления гуннов в Европе кочевники, жившие в Монголии, воевали с Китаем и внушали ему такой же ужас своими набегами, как гунны Аттилы — Византии и Риму. В китайских летописях эти кочевники называются «хунны». В исторической науке высказывалось мнение, что сходство имен «гунны» и «хунны» случайно и что гунны не были потомками хуннов. Большинство ученых, однако, отстаивают идею преемственности гуннских переселений с востока на запад. Эта точка зрения убедительно обоснована К. А. Иностранцевым в его исследовании «Хунну и гунны», первоначально опубликованной в 1910 г. в «Русской старине», а в 1926 г. — отдельной книгой.