Лев Незнанский. Жизнь и думы. Книга 1

Незнанский Лев

Александр Розан еще более сосредоточенно-черен, хотя и глаже стал на дармовых хлебах. В ульпан почти не ходил, прокурил и проездил около шести тысяч (кредит на вещи), страху более прежнего, еще более нелюбви к евреям и стране. Я не укорял, обещал взять долги на себя - пусть едет. Жена его - молодец, освоила иврит, сдала экзамен, сейчас будет поступать на русское отделение Иерусалимского университета, хочет иметь диплом, работать. Должны скоро быть у нас с делами устройств. Про размолвку нашу забыли, только смущение во взоре.

21 ноября 1976

Иерусалим

Дорогой брат, очень

виноват перед тобой - не ответил, заставил волноваться, об этом написал Фридрих. Очень трудное, плотное было время, но сейчас дела моей фирмы налаживаются, сейчас идет стадия расширения. Хлопот очень много, тем более, что на мне еще дети, да два рабочих дня с утра до глубокого вечера.

Но уже начинаем входить в норму: свыклись с новым домом, огромным простором вокруг Нэве Яакова, все более нравится эта редкая красота. Уже оценили тишину субботы и полностью отдаемся отдыху, стоит в этот день минибус, а после обеда и сна гуляем с детьми, посещаем наших добрых знакомых - соседей.

Душевная сторона стабилизировалась, полная ясность и покой царят в нашем доме. Погода отличная: сухой, прозрачный воздух и ночная прохлада, спим же с открытым окном. Холодильник забит жратвой, так как покупаю на оптовых базах - машина и огромный холодильник обязывают. В морозилке десяток кур, всегда фрукты, овощи, сейчас вновь пошли апельсины и мандарины. Но мы балуемся и такими вещами, как пельмени. Фарш делаем куриный или индюшачий, пробовали с говядиной - уже не идет - грубо. Да, здешняя жратва избаловывает и уже не представляешь себе, как можно было жить прежним рационом.

За это время очень много пережито и воспринято: не так-то просто было таким шалопаям и крупным финансистам, как мы с женой, освоить ведение банковских счетов. Мы теперь почти не пользуемся наличными, а теперь я должен еще разбираться в финансах фирмы, хотя этим в основном ведает один из моих компаньонов - израильтянин и превосходный порядочный человек по имени Коби, он же учит меня ивриту.

По-прежнему бывает Юра Гуревич, он у нас как член семьи. Сейчас он очень значительная фигура не только в математике (говорят, он в первой десятке ученых мира), но и в общественной жизни: он поддерживает оппозиционно-либеральную партию, которая хочет сделать страну не только демократической (какой она является), но и страной закона.

11 декабря 1976

Иерусалим

Дорогие мои, это - второе письмо через копирку, мое отчаяние и надежда, вдруг удастся закончить и отправить, не так было с первым, писал несколько суббот, а отправил, кажется, единственный зкземпляр. Ведь только один день дома, и тот в любую минуту может быть отнят гостями.

Сейчас все сияет: солнце, небо, горы, наш Нэве Яаков, арабская деревня на противоположной горе, только Мертвое море и Иорданские горы, что за морем, под голубой дымкой. В открытое окно моей комнаты проникает свежесть и тишина, святая земля лежит в субботней дремоте, но скоро начнется выгуливание детей - почтенное, неторопливое, а к обеду все вновь замрет: сегодня, как неделю назад, сто лет, тысячу, две тысячи...

... Я все более нахожу вкус в субботней традиции: от усталости недельной, от дорог и машины; только одна прогулка детская, часто в обществе очень милых их приятелей, детишек.

И в этом смысле суббота - идеальный день для писем, сидения за машинкой - в раздумье, в сосредоточенности над главным: что было, что будет. Так что же было? В сущности, событий не было, начиная с переезда 3 сентября в этот дом. Шла притирка к новому месту, без особых бед, кругом добрые и внимательные люди, все менее страшными начинают казаться платы за квартиру и бытовые услуги. Наших двух стипендий на 2400 лир вполне хватает на все расходы, даже не выплату тех долгов, что образовались при переезде. Впрочем, эта сумма считается нижним пределом одного мужского заработка. Я же, став предпринимателем, домой с фирмы и копейки не принес. Хотя заработал довольно много. Дело оказалось и не убыточным, и не прибыльным. Весь доход за три месяца ушел на оплату помещения, телефона, света, материалов, на сорок процентов компаньонам,

оборудование и т.д. Создалась ситуация, продолжение которой могло обернуться существенными потерями, прежде всего по причине для меня весьма неожиданной. Клиентура, о которой твердили мои компаньоны, твердая, устойчивая клиентура, оказалась мифом. Более того, сами компаньоны, оставившие себе по пятой части с чистого дохода, сами лишили себя заинтересованности в деле. Если один из них - Коби, израильтянин, коренной иерусалимец, почти двухметровый тридцатипятилетний инженер и отец двоих детей, уже по принципу долга и внутренней обязательности отрабатывал свою долю, одновременно с редчайшим тактом вводя меня во всякие дела и обучая языку; то другой - Паулъ, черновицкий краснобай с глазами и манерами гаремной красавицы, появлялся только для того, чтобы принять очередную позу и с удовольствием отдаться своей любимой грезе - богатству. Что ни день, - новый проект, самым убедительным образом он начинал заниматься цифрами на бумажке, наконец-то, как только появлялась сумма, удоветворяющая, прожект забывался. Но однажды что-то сработало и один проект начал было двигаться. Я инстинктивно вздрогнул, насторожился, но, все еще находясь в полном согласии с компаньонами, остался пассивным.

Тем временем события развивались: в одном из районов, Немецкой деревне, освободилось помещение - зал под живопись и графику, и антресоли под мастерскую. Поначалу я отказался переменить место, но компаньоны предложили условия более выгодные, а главное, - материальные гарантии. Словом, в пятницу переезжаем, там есть телефон. Кроме различных оформительских работ намечается выставочная работа. Хочу собрать возможно большее число художников из Союза, делать рекламу для привлечения публики и т.д. Работать буду только с 8 до 13. Компаньоны будут работать после обеда, с 4 до 9, таков режим работы здесь везде.

19 декабря 1976

Иерусалим

Дорогие, дорогой Фридрих, сейчас каникулярное время у детей - Ханука, все еще голубое небо, свежесть и ясность с ночной прохладой, и уже вечерами топят (у нас - центральное отопление).

На этой неделе получили очень теплое письмо от Итика. От Рины же из Челябы пришло письмо с упреками, что оставили на произвол судьбы Розанов, якобы голодающих в Назарете. Трудно, если вообще возможно, отвечать на подобные вещи. Ведь это не частный случай - Розан, это, прежде всего, принцип, принцип неприятия; это - негативизм. Многие не понимают главного: наших старых проблем, не решенных прежде, в новой жизни решить нельзя. К старым еще плюсуются новые и жизнь начинает казаться такой, что все начинает выглядеть ошибкой.

Судьба Розана очевидна была с первой минуты. Когда стало известно, что он все же напросился сюда, хотя не убежден, что в Мюнхене или другом Риме было бы лучше, ведь везде надо вкалывать. Но здесь все осложнилось его антиеврейством, антиизраилизмом. Мне трудно судить, насколько действительно они голодают: ведь в ульпанах, пока живешь, - кормят. Это только здесь, хотя и в других странах не оставляют без куска хлеба ни одного эмигранта, если он, разумеется, не становится во враждебную позицию. Впрочем, даже в этом случае есть всякие каналы, фонды и т.д. но главное - надо уметь вкалывать, желать любой работы, что дает деньги: пижонству нет места, и это обнаруживается часто с жестокостью. Как я понимаю, здесь, в Израиле, еще детский сад, все довольно теплично. Запад же преподносит людям уроки куда более серьезные.

Рина пишет: "я понимаю, что у вас царят волчьи законы капитализма, но вы же друзья", и т.д. Что тут сказать? Законы, действительно, есть, с оценкой их можно не соглашаться, важно, что они есть. Меня это устраивает. На друзей же рассчитывать здесь можно так же, как и во всех других местах, дело это сугубо индивидуальное. Это бред собачий, когда начинаются претензии.

декабрь 1976

Люся - в Россию