Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
Шрифт:
– У меня нет никаких личных претензий к Павлу Сергеевичу, - скажет Рохлин после того, как его спросят, почему он так негативно относится к Грачеву и прикладывает столько сил для ухода того не только с поста министра, но и из армии вообще.
– В личном плане у меня к нему может быть только чувство благодарности. Мало того, если бы я поддерживал его, то имел бы личные блага. Он всегда очень высоко оценивал мою работу. И не только в Чечне, но и до нее... Еще в Волгограде, после проверки корпуса, он заявил, что никогда прежде не видел такого уровня слаженности частей и их подготовки, такой высокой организации
... Рохлин направил в 74-ю бригаду своего заместителя по воспитательной работе полковника Виктора Скопенко. Направил не воспитывать кого-то, а командовать. Офицер, прошедший через Афганистан, Скопенко мало похож на детсадовскую воспитательницу. Смелый, решительный и очень инициативный офицер, он один из немногих, кто не терялся перед Рохлиным и позволял себе возражать ему, даже когда тот был в ярости.
Отношение к нему генерала свидетельствовало, что Рохлин принадлежит к той категории людей, которые уважают независимые характеры.
– С такими, - говорит он, - труднее в разговоре, но легче в делах.
Оставлять своего заместителя в роли командира бригады генерал не собирался. Скопенко был нужен ему для другого. На него можно было положиться в самые трудные минуты. Именно он в тяжелейший период, когда подразделения корпуса остались один на один с десятикратно превосходившим противником, поддержал Рохлина, сказав, что тому нельзя уходить с передовой, что все держится на нем одном, если уйдет - конец.
Полковник знал своего командира и умел вовремя сказать то, что тому нужно было для поддержки.
Генерал хотел, чтобы Скопенко был рядом, и искал ему замену. А вскоре приказал: "Баталова ко мне!"
Подполковника Николая Баталова Рохлин присмотрел давно. Тот лично проводил разведку, перебираясь на обратный берег Сунжи, выявляя огневые точки противника и потом вызывая на них огонь артиллерии. Баталов умело руководил обороной моста через Сунжу, сорвав все попытки боевиков перебросить к дворцу подкрепления.
"Смел, решителен, умен", - сделал заключение комкор. Неясно лишь то, почему подполковник всего лишь помощник начальника штаба медико-санитарного батальона. Должность-то не по возрасту и не по званию - капитанская. Впрочем, разговор об этом был тогда неуместен: военная судьба ох как переменчива и совсем не ласкова.
Рохлин испытал это еще в Афганистане.
Заместителем к Баталову Рохлин назначил майора Дмитрия Гребениченко, десантника, еще недавно служившего в спецназе, дважды прошедшего через Афганистан и успешно командовавшего элитной частью корпуса, какой являлся 68-й гвардейский Бранденбургский краснознаменный отдельный разведывательный батальон.
Возражения, высказанные по поводу этих назначений командованием Сибирского военного округа, которое, как язвительно заметил Рохлин, "из Сибири лучше видело, что происходит в центре Грозного", были преодолены при поддержке министра обороны Павла Грачева.
Прибывший вскоре начальник штаба этой бригады
СТРАШНЫЙ ВОПРОС
ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК":
"4 января. 22. 55. Орудия 2А36 вышли из строя из-за большого количества выстрелов. В среднем каждое орудие сделало по 540 выстрелов. На всех орудиях недокат стволов..."
Заканчивался лишь пятый день боев за город, но уже становилось ясно, что выдыхаются не просто отдельные полки и батальоны. Выдыхается Российская Армия. Армия как выразительница состояния государства, его экономики, политики, общественного сознания. Неготовность техники выявилась еще до выхода в Чечню.
Разведывательный батальон 20-й гвардейской дивизии 8-го армейского корпуса, получив перед погрузкой в эшелоны 20 БТРов, сумел привести на погрузку лишь 4. А еще две машины вышли из строя на марше из Кизляра в Толстой-Юрт.
Среди журналистов в Моздоке ходили слухи, что офицеры порой впадали в отчаяние от постоянных поломок боевых машин и приказывали подрывать танки и бронетранспортеры, списывая их на вражеские мины. На вопрос, почему они это делают, они отвечали, что не хотят оказаться под огнем на танке, который может заглохнуть в тот момент, когда в него целят из пушки.
Ни один из журналистов, работавших на стороне федеральных войск, не написал об этом. Они понимали солдат и офицеров, потому что сами очень скоро научились отличать армейскую технику от техники МЧС или МВД. И не по отличительным знакам на бортах, а по одному лишь виду: если машина явно ровесница тебе и на ней лысая резина - это армия, а если с иголочки и скаты блестят даже в грязи - другие ведомства.
Журналисты продудаевской ориентации писать об этом не могли по другой причине: успехи боевиков на фоне армейской убогости выглядели бы тогда не очень-то впечатляющими.
"Рабочая тетрадь оперативной группы центра боевого управления 8 гв. АК" пестрит записями, свидетельствующими о постоянных переговорах Рохлина с представителями Министерства обороны и Северо-Кавказского военного округа, в которых генерал просит не задерживать колонны со вновь прибывающей техникой, оружием, боеприпасами. Он просит запасные части к артиллерийским орудиям. "Как можно больше запчастей", - кричит он в телефонную трубку.
Окопный генерал, злой, уставший, вынужденный ежеминутно принимать решения не только по управлению тяжелейшими боями с превосходящим противником, но и по организации подвоза боеприпасов, продовольствия, снаряжения, горючего, запчастей и по решению сотен других проблем, Рохлин тогда еще не знал, но чувствовал, что что-то не так, что-то более серьезное, чем лень тыловиков, неорганизованность и беспечность вышестоящего командования, влияет на ситуацию, что-то более ужасное, чем даже общаям разрегулированность армейского механизма, ведет к отчаянному положению войск.