Лев (в сокращении)
Шрифт:
Вернувшись домой, я позвонил Тому Уолшу, но по субботам Том не отвечал на рабочие звонки — по крайней мере на мои. Я оставил сообщение с убедительными аргументами в пользу продолжения операции или, по крайней мере, разрешения мне работать в офисе по этому делу. Если бы он снял трубку, я рассказал бы ему и о Борисе. Ладно, расскажу во вторник, когда кончится срок, отведенный Борису.
Немного позже, когда я уже готовился к вечернему визиту в Бельвью, домашний телефон зазвонил, и на определителе высветилось: «номер не определяется».
Я
— Кори.
Молчание. Но я знал, кто это.
— Это я. Асад Халил.
— Я ждал твоего звонка, — спокойно сказал я.
— Знаю, что ждал. Я нашел твой номер в телефоне твоей жены и звоню, чтобы выразить соболезнования по поводу ее смерти.
— Это действительно печально.
— И смерти твоего друга и коллеги мистера Хайсама.
— Кроме того, ты убил его жену и дочь. Какой ты после этого мужчина?
— Не понимаю вопроса.
— Ты будешь гореть в аду.
— Нет, это ты будешь гореть в аду. А я буду вечно жить в раю.
Я не ответил. Молчание тянулось, на заднем плане я слышал шум уличного транспорта. Потом он сказал:
— Три года назад я обещал вернуться, и видишь, я сдержал обещание. Если я обещаю кого-то убить, то убиваю.
Я опять не ответил.
— В прошлый раз, когда я был здесь, ты имел что мне сказать. Что ж, я понимаю, ты скорбишь о потере жены, от этого люди становятся менее разговорчивыми. А также менее заносчивыми и агрессивными.
И снова я не ответил; молчание тянулось и тянулось.
Отдел анализа коммуникаций мои звонки не прослушивал, но мониторил мой номер и мог отследить все входящие. Словно поняв, о чем я думаю, он сказал:
— Я еду в машине, а этот телефон выброшу в окошко. У меня много телефонов, мистер Кори. Так вы меня не выследите.
— Значит, выслежу иначе. И убью. Обещаю.
— У тебя не хватит ума найти меня. И не хватит мужества убить меня. А вот я найду и убью тебя.
— Ты знаешь, где я живу, и знаешь, где я работаю. Если бы ты не был трусом, ты бы уже попробовал. Но ты убиваешь беззащитных женщин и своих соотечественников, которые тебе доверяют.
Он ничего не ответил; я подумал даже, что связь прервалась, но шум транспорта по-прежнему слышался на заднем плане.
Наконец он заговорил:
— Разве ты думал, что я трус, когда мы прыгали с самолета?
— Да ты чуть не обгадился от ужаса, когда я выпустил в тебя несколько пуль.
Этот выпад он оставил без ответа.
— Я сказал, что убью эту шлюху, и убил. А ты смотрел, как она умирает и кровь хлещет из перерезанного горла, как у ягненка.
Я глубоко вздохнул и сказал:
— Хватит. Нам надо встретиться…
— К сожалению, в этот раз мы не сможем встретиться. Однако обещаю, что я вернусь. И убью тебя.
— Нам надо встретиться и покончить с этим. Сейчас я выйду один…
— Перестань. Я не идиот. Когда мы встретимся, выбирать время и место буду я, и тогда уж я буду уверен, что ты один.
— Дурак,
— Сам дурак, мистер Кори, если ты думаешь, что я убью тебя сразу, как твою жену. Для тебя я придумал кое-что поинтереснее. Сначала я отрежу тебе гениталии и скормлю собакам. Потом я срежу твое лицо. Я сниму его с черепа, как делает «Талибан» в Афганистане. Вот что я с тобой сделаю, мистер Кори.
— Подожди-ка. Я хочу еще раз напомнить тебе, что твоя мать была шлюхой и трахалась с вашим великим лидером, который, как ты знаешь, убил твоего отца, чтобы удобнее было трахаться с твоей матерью.
Он тяжело дышал, и я решил, что он на меня немного обиделся.
— Мы еще встретимся. До свидания, мистер Кори, — сказал он наконец.
Телефон замолчал. Что ж, хорошо поговорили. Без экивоков.
Теперь я должен был бы позвонить Уолшу или Пареси, но я вместо этого набрал номер «Светланы», чтобы узнать, не закрыт ли клуб в связи со смертью владельца.
Мне ответил мужской голос с русским акцентом, а в трубке слышалась музыка и громкие голоса. Я попросил к телефону мистера Корсакова, и мужчина ответил, что сейчас он занят, но я могу оставить сообщение. Я сказал: «Попросите его перезвонить мистеру Кори. Это важно».
Я повесил трубку. Значит, Борис еще жив. Но Борис, подумал я, для него главный предатель, и только когда он умрет, придет черед Джона Кори. В конечном итоге Асад Халил никуда не денется, пока не сделает того, зачем он сюда приехал. Так что мне остается только ждать, когда он сделает следующий шаг.
В воскресенье утром мои стражи из Отдела спецопераций предложили, если я хочу, сопроводить меня в церковь, но я предпочел посмотреть кусочек мессы из Святого Патрика по телевизору, в халате. В полдень я поехал в Бельвью. Кейт была весела, как заключенные накануне освобождения из тюрьмы.
— Ты вещи уложил? — спросила она.
— Уложил, все готово, — ответил я. Нет, конечно.
Поскольку было воскресенье, в отделении было множество священников, которые предлагали святое причастие тем, кто нуждался в этом более всего: убийцам, насильникам, наркодилерам и другим уголовникам, пригодным для спасения, — всем, кроме политиков, у которых душа, которую можно было бы спасти, отсутствует.
Я остался на воскресный обед, который был положительно неплох, особенно кусочек фуа-гра. Мой визит завершился на высокой горьковато-сладкой ноте.
— Ты очень храбрый, Джон, — сказала Кейт, — я понимаю, ты не хочешь оставлять решение этой проблемы другим. Но если с тобой что-то случится… моя жизнь кончена. Так что подумай обо мне. О нас.
Если со мной что-то случится, моя жизнь тоже будет кончена. Но этого я говорить не стал, а ответил в том же сентиментальном духе:
— Впереди у нас долгая и счастливая жизнь. — Если только я не умру от скуки на семейном обеде у Мэйфилдов.