Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
Колокол и параречь уже доставили на Риф великую новость, и подъемный мост опустился, как только они подошли к нему. Навстречу выбежали мужчины, женщины, сонные, закутанные в меха ребятишки, и вновь начались крики, расспросы, объятия.
За женщинами Космопора робко и хмуро жались женщины Тевара. Агат увидел, как Ролери подошла к одной из них — довольно молодой, с растрепанными волосами и перепачканным лицом. Почти все они обрубили волосы и выглядели грязными и оборванными — даже трое-четверо их мужчин, оставшихся с ними на Рифе. Их вид был точно темный мазок на сияющем утре победы. Агат заговорил с Умаксуманом, который пришел следом за ним собрать своих
— Люди Тевара защищали наши стены бок о бок с Людьми Космопора. Они могут остаться с нами или уйти, жить с нами или покинуть нас, как им захочется. Ворота моего города будут открыты для вас всю Зиму. Вы свободны выйти из них и свободны вернуться желанными гостями!
— Я слышу, — сказал теварец, склонив светловолосую голову.
— А где Старейший? Где Вольд? Я хочу сказать ему…
И тут Агат по-новому увидел перепачканные золой лица и грубо обрубленные волосы. Как знак траура. Поняв это, он вспомнил своих мертвых — друзей, родственников, — и безрассудное упоение победой угасло в нем. Умаксуман сказал:
— Старейший в моем Роде ушел в страну под морем вслед за своими сыновьями, которые пали в Теваре. Он ушел вчера. Они складывали рассветный костер, когда услышали колокол и увидели, что гааль уходит на юг.
— Я хочу стоять у этого костра, — сказал Агат, глядя на Умаксумана. Теварец заколебался, но пожилой мужчина рядом сказал твердо:
— Дочь Вольда — его жена и у него есть право клана.
И они позволили ему пойти с Ролери и с теми, кто уцелел из их племени, на верхнюю террасу, повисшую над морем. Там, на груде поленьев лежало тело старого вождя, изуродованное старостью, но все еще могучее, завернутое в багряную ткань цвета смерти. Маленький мальчик поднес факел к дровам, и по ним заплясали красно-желтые языки пламени. Воздух над ними колебался, а они становились все бледнее и бледнее в холодных лучах восходящего солнца. Начинался отлив, вода гремела и шипела на камнях под отвесными черными стенами. На востоке, над холмами Аскатевара, и на западе, над морем, небо было чистым, но на севере висел синеватый сумрак. Дыхание Зимы.
Пять тысяч ночей Зимы, пять тысяч ее дней — вся их молодость, а может быть, и вся их жизнь.
Какую победу можно было противопоставить этой дальней синеватой тьме на севере? Гаали… что гаали? Жалкая орда, жадная и ничтожная, опрометью бегущая от истинного врага, от истинного владыки, от белого владыки Снежных Бурь. Агат стоял рядом с Ролери, глядя на угасающий погребальный костер высоко над морем, неустанно осаждающим черную крепость, и ему казалось, что смерть старика и победа молодого — одно и то же. И в горе и в гордости было меньше правды, чем в радости — в радости, которая трепетала на холодном ветру между небом и морем, пылающая и недолговечная, как пламя. Это его крепость, его Город, его мир. И это — его соплеменники. Он не изгнанник здесь.
— Идем, — сказал он Ролери, когда последние багровые искры угасли под пеплом. — Идем домой.
Гончарный круг неба
1
И Конфуций,
Чуанг Цзе. 11.
Несомая течением, колеблемая волной, увлекаемая мощью всего океана, медуза покачивается в подводной пропасти. Свет проходит сквозь нее, тьма входит в нее, и ее несет — ниоткуда в никуда, потому что в глубине моря нет направления, нет ближе и дальше, выше или ниже. Медуза покачивается, в ней что-то пульсирует.
Раскачивается, пульсирует это самое уязвимое и невещественное существо, но на его защиту встает вся мощь океана, которому она доверила свое существование.
Но вот упрямо поднимаются континенты.
Скалы храбро высовываются из воды в воздух, в сухое, ужасное пространство света и нестабильности, где не на что опереться.
И вот течение изменило, волны предали, нарушили свой бесконечный бег; они бьются о скалы, пенятся и разбиваются.
Что будет делать существо, рожденное морем, на сухом песке при свете дня, что будет делать, проснувшись утром, мозг?..
Веки у него горят, он не может закрыть глаза, и свет врывается в его мозг. Он не может повернуться, его прижимают обломки бетона, стальные прутья зажали голову. Но вот все это позади. Он может двигаться, может сесть. Он на цементных ступенях, одуванчик растет в щели между плитами, рядом с его рукой. Чуть погодя он встает и тут же чувствует ужасную тошноту. Он знает, что это лучевая болезнь.
Дверь всего лишь в двух футах от него. Он открывает ее и выходит. За ней тянется бесконечный, крытый линолеумом коридор, тянется на мили, то поднимается, то опускается, а туалет где-то далеко, бесконечно далеко. Он идет к туалету, держась за стены, но держаться не за что: стена превращается в пол.
— Спокойнее, — слышит он чей-то голос.
Лицо консьержа висит над ним, как бумажный фонарь, бледное, обрамленное седыми волосами.
— Радиация, — говорит он консьержу.
Но Мэнни, видимо, не понимает и повторяет:
— Спокойнее!
Он в постели своей комнаты.
— Выпил?
— Нет.
— Болеешь?
— Да.
— О чем ты говорил?
— Не сумел подобрать, — отвечает он.
Он хочет сказать, что пытался закрыть дверь, через которую проходят сны, но не сумел подобрать ключ.
— С пятнадцатого этажа едет врач, — говорит Мэнни. Его слова еле слышны сквозь морской прибой. Он говорит и слышит с трудом. На кровати сидит незнакомец, держит шприц и смотрит на него.
— Это поможет, — говорит незнакомец. — Плохо? Еще бы! Приняли все за один раз!
Он показывает семь пластиковых оберток.
— Дикая смесь барбитурата и декседрина. Что вы хотели с собой сделать?
Дышать трудно, но тошнота прошла, осталась только слабость.
— Все помечены этой неделей, — продолжает врач. Это молодой человек с каштановым хвостом на голове и гнилыми зубами. — Следовательно, вы их получили не по своей карточке. Я вынужден принять меры, нравится мне это или не нравится, но я получил вызов, и у меня теперь нет выбора. Не беспокойтесь, это не уголовное преступление. Вы должны будете явиться в полицию, и вас отправят в Медицинскую школу или клинику для обследования. Там вас пошлют к врачу или назначат ДТЛ — добровольное терапевтическое лечение. Я уже заполнил бланк с помощью вашей идентификационной карточки. Мне остается только узнать, давно ли вы превышаете норму использования наркотиков.