Лэвелап? Не сегодня
Шрифт:
Получено: чревоугодие +1
Работа двигалась ходко. Макет первой статьи готов, задания блогерам, за малую копеечку помогающим в нелегком труде пропаганды, розданы, тезисы для будущих аргументов выстроились, к тому же, очень удачно нашелся знакомец в санэпидемстанции, многим ему обязанный… Взглянув в окно, Виктор с удивлением обнаружил в нём своё отражение. Немного встрепанное — безукоризненный утром пробор рассыпался, галстук давно валяется на столе, воротник рубашки несвеж… Но зато довольное. Работа — какая бы
Получено: профессионализм +2; лицемерие +4; ложь +6.
Виктор удовлетворенно откинулся на спинку кресла, а потом, секунду подумав, набрал номер жены.
— Дорогая… Сегодня не жди. Работы навалилось — край. До утра если разгребусь — хорошо… Не беспокойся, котенок, я пиццы закажу. Ну, сухомятка, а что делать? Вот, завтра вернусь — и ты меня своим фирменным грибным супчиком побалуешь, лады? Ирму поцелуй, скажи, что папочка любит вас обеих… Ну, отбой.
Получено: ложь +2
Набрал номер Ёлки:
— Привет, солнышко! Не спишь? Как вчера повеселилась? Ясно… Я сегодня к тебе. Как хочешь: можем домой заказать, киношку посмотреть… Ну, в клуб так в клуб. Целую. Скоро буду.
Виктор еще раз счастливо вздохнул и поймал взглядом проходящую к другому столику Лидочку. Девушка старалась улыбаться, но глаза были красные, а бледные губы подрагивали. Когда она проходила мимо, он выставил руку:
— Ну-ка, присядь.
Полез в портфель, вновь нащупал конверт… А, давись оно конем, походит Ёлка в прошлогодней шубе, не рассыплется.
— На вот… — он вытащил все деньги и сунул их Лидочке. — Да спрячь, дура… Не говори никому. Поняла?
Получено: щедрость +4; сострадание +4.
— Виктор Павлович… Да я вам… Да я вас… — она прижала руки к груди, распахнув огромные глазищи, как на икону.
— Ну всё, всё… — Виктор шугнул её со стула. — Иди уже… Мне же нужно чтоб ты улыбалась, когда я прихожу. А то от слёз твоих солянка невкусная… Иди. — хотел привычно огреть её по попке, но сдержался.
Поднялся, неторопливо собрал вещи, завязал галстук, пользуясь окном вместо зеркала… Подмигнул отражению и, кивая знакомым, направился к выходу.
Выехав со стоянки, услышал новый вызов. Заворчал, как пес, у которого хотят отобрать косточку: уже решил, что дела на сегодня закончены, что больше его сегодня не побеспокоят… Звонил Борька. Виктор переключил на громкую:
— Привет. Как дела?
— Нормально, нормально… — в своей нетерпеливой манере зачастил Ворошилов. — Слушай отец, и не перебивай. Помнишь, ты как-то говорил, что с радостью бы отказался от всего того дерьма, которым занимаешься? Помнишь?
— Да помню, помню… — Виктор не ожидал, что Борька запомнит полугодовой давности пьяный треп.
— Так вот, отец. Есть одна возможность… Журналистом в Финляндию. Там нужен русскоязычный,
— А что конкретно-то нужно делать?
— Да фигня! Новости, спорт, недвижимость… У них газета с упором на русских эммигрантов и европейцев. Может, зацепишься — сделают тебя редактором, отвяжешься наконец от своих благодетелей. Решай! Марго с Ирмой возьмешь с собой — они семейных любят…
Виктор опешил. Чего угодно он ожидал от друга Борьки, но такого! В первую секунду даже хотел его послать. Так ведь хорошо всё складывается: деньги есть, работа непыльная… А потом до него дошел смысл последней фразы: избавиться от благодетелей.
Его бросило в пот, мысли полетели вихрем. Черт возьми! Он же, на самом деле, нормальный человек, не дерьмо какое-то! Ну, бывают обстоятельства — чего не сделаешь ради семьи, ради близких… А тут — шанс от всего этого избавиться. Уехать, полностью измениться… Там, за бугром, его же никто не знает! Это действительно шанс. Ипотеку, вот правда, недавно закрыл, а еще Ёлка…
— Слушай… И вправду отличное предложение! — он постарался, чтобы голос звучал искренне. — Но ты понимаешь, старик, я должен подумать. С женой посоветоваться…
— Думай! — рявкнул Борька. — Только недолго. На такое жирное местечко быстро охотники сыщутся… — и, как всегда не попрощавшись, дал отбой.
Виктор не видел, как переключился светофор. Не видел, что на него летит огромный, черный «Эскалэйт». Он не почувствовал, как вспухла и опала подушка безопасности, как машину закрутило, повлекло «Эскалэйтом» к бордюру и расплющило о фонарный столб… Он ничего больше не видел.
Получено. Удача — 63.
На легком, как лебяжий пух, облаке стоит канцелярский стол, окруженный со всех сторон прозрачной, пронизанной солнечными лучами, голубизной. Играет свирель, выводя тонкую, чувствительную мелодию.
За столом сидит архангел Гавриил. Одет он в просторный, ослепительно-белый балахон, из спины его растут огромные, тяжелые крылья. Кончиками своими они метут облако, на котором стоит стол, а скругленными верхушками топорщатся над головой Гавриила. На руки архангела, прямо поверх рукавов ослепительного балахона, натянуты черные лоснящиеся нарукавники.
Гавриил держит счеты и лихо, со стуком, передвигает косточки. «Один пишем, два на ум пошло… — бормочет он про себя, — А здесь еще три… От шести отнять восемь… Да прибавить еще два…» Досчитав последний, нижний числовой разряд, он недоуменно хмыкает и поджимает губы.
— По нулям выходит. — удивляется архангел, и свешивает голову куда-то вниз, пронзая взглядом облако и толщу воздуха под ним, вплоть до самой Земли.
Там, на одной из городских улиц — авария. Воют скорые, полицейские нервно мигают лампочками, начинает собираться толпа. Будто сквозь увеличительное стекло, он видит Виктора, лежащего без сознания на каталке. Нос его размозжен, из ушей течет кровь. Вся белая грудь рубашки залита красным.