Левиафан. Темный восход
Шрифт:
– Но не смог пройти мимо столь увлекательной авантюры, как испанская конкиста! – хохотнул Эрра. – Ты действительно неплохо бился. Полагаю, ты многих богов сумел бы одолеть.
– Но не такой пертый парень на деревне, как ты, да? – прошипел Рокеронтис. – А я ведь достал тебя пару раз, и резались мы на той поляне до самого рассвета. У тебя даже сабля сломалась, не помогли никакие чары.
– Твои хваленые катары тоже не устояли, – кивнул Эрра. – А в рукопашной ты оказался не так хорош.
– Кажется, два сломанных ребра и перебитый нос красноречиво утверждали обратное, –
– Вот только я победил, – развел руками Эрра. – Безупречный бросок, ты так глупо открылся. Я уже занес над тобой то самое обсидиановое копье. И знаешь, что остановило меня?
Он пристально посмотрел на Карна.
– Я до сих пор этого не знаю, – бог войны внезапно сник. – Что-то почувствовал в нем. Что-то… близкое мне.
– А когда я очнулся и понял, что еще жив, – продолжил за него Рокеронтис, – все встало на свои места.
– Разумеется, – в глазах Эрры вновь блеснул озорной огонек, чего за ним ранее не замечалось. По крайней мере – не дважды за один разговор. – Ты ведь не затыкался. Стрекотал без умолку весь день.
– Я бы иначе сказал, – насупился бог кошмаров, – но не суть. Я тоже что-то ощутил. Что-то, доселе мне не ведомое. Будто… будто мы были связаны судьбой. Только никому не говорите, что я позволил себе столь пидерастичную формулировку!
– Мы пошли в Теотиукан вместе, – резюмировал Эрра. – Путь занял гораздо больше времени, чем предполагалось. Но два бога – лучше, чем один. Тем более, что Тескатлипока не собирался прощать нам смерть своего брата. Мы перерезали с дюжину ацтекских богов и богинь, пока добрались до Теотиукана. Это была одна из самых жестоких и опасных наших вылазок.
– И попутно он меня завербовал, – рассмеялся Рокеронтис. – Вставил мне концентрированную клизму прямо в мозг, прогнал что-то в режиме «они плохие, а мы хорошие». Ну, я и повелся. Хотя любой бы повелся. А тут видишь, как вышло, вербовали то не в спасители мира, а в смертники!
И они с Эррой вместе загоготали. Даже Тот улыбнулся. «Вот значит как, – подумал Карн, – чуть не убили друг друга, а потом поняли, что на одной стороне. И скрепили свежеиспеченное боевое братство в крови ацтекских богов». Тут он вспомнил легенду про Кетцалькоатля. Единственного бога в пантеоне ацтеков, которому не приносили кровавых жертв. Который прибыл «извне» и сумел «построить» местных богов, но вынужден был уйти по весьма неоднозначной причине.
– Погодите, раз вы воевали с ацтекскими богами, значит и о Кетцалькоатле знаете? – спросил он. – В смысле, знаете, кем он был и откуда пришел. Так?
Трое богов переглянулись.
– Среди нас есть лишь один, кто в состоянии силой своей безграничной воли усмирять и объединять самые древние божественные рода, – проговорил Тот с глубоким почтением в голосе. – Таким он создан, ему трудно противиться. Невозможно.
– Ты явно говоришь не о себе, – нахмурился Карн. – Улыбку Эрры едва ли можно назвать самодовольной, а Рокеронтис, при всем уважении…
– Да, да, – перебил бог ночных кошмаров, не желая
– Совершенно верно, – кивнул Тот. – Я так и сказал – среди нас есть лишь Один…
Такая вот история, и сколько их Карн услышал, живя в митреуме, – не счесть! В общем, он почти не возвращался домой, тем более, что шестнадцать часов в сутки – с восьми вечера до полудня – находиться там было опасно. С родственниками в этом плане проблем не было, Карн никогда особенно не любил своих многочисленных теть-дядь, и после трагедии, случившейся с их семьей, почти полностью разорвал с ними всякие контакты. Это была сугубо его личная инициатива, но никто не настаивал на обратном.
А вот с друзьями нужно было что-то решать, и Карн быстро придумал себе легенду. Мол, поехал к дядьке Василию в Братск. Как он сам всегда говорил, это была жопа жопская, о которой никто никогда не узнал бы, если б не легендарная ГЭС. Оттуда тянулись его корни по отцовской линии. И нужно сказать, что дядька Василий был едва ли не единственным родственником Карна (кроме, разумеется, мамы и папы), которого парень искренне уважал и даже, наверное, любил.
Дядька почил пару лет назад, но об этом прискорбном факте никто из друзей Карна не знал. Не потому, что у них в компании о подобном не распространялись, просто Карн при всей своей коммуникабельности не любил делиться с людьми тем, что действительно трогало его душу. Может, это и не правильно, но таким он был всегда.
Короче, легенда удалась. А главное – он вполне мог «уехать к дядьке в Братск» на месяцы и даже годы. Он не боялся, что кто-то из знакомых случайно увидит его в городе, потому что редко покидал митреум, а за его пределами чаще всего передвигался на машине Эрры. Как думаете, какая? Темно-синяя «бэха» с тонированными стеклами и АМРовскими номерами! Рокеронтис же гонял на ярко-алой «ямахе» ограниченного выпуска, что Карна ничуть не удивило.
Ложь друзьям была вынужденной, но совесть порой поскребывала грудную клетку Карна своими до неприличия цепкими коготками. Тем более, что в Братске он был всего один раз, хотя то путешествие запомнилось ему на всю жизнь. Потому что тогда он в первый и последний раз видел ЕГО. Байкал.
Карн десять дней жил на восточном берегу озера, база отдыха располагалась прямо на краю отвесного обрыва, и в любое время суток его ледяные воды были БЕЗУПРЕЧНЫ в своем умиротворенном величии. Наверное, это лучшее, что он видел в жизни. Исключая разве что грудастую Аньку из девятого Б.
При этом в разговоре с друзьями он нечасто говорил о том, насколько красивым и удивительным представился ему Байкал. И тем более он не рассказывал, как на Ольхоне познакомился с дремучим бурятском шаманом, который как-то ночью провел его в реликтовый ельник и показал, как души живых и ушедших могут общаться, когда в лунные ночи ткань между мирами становится тоньше. Правда загодня Карн налакался шаманьей браги, так что на утро к происшедшему у него было двоякое отношение.