Левиафан

Ковалев Валерий Николаевич

Поднявшись на промежуточную площадку и обменявшись сигналами с центральным, Лобанов включил фонарь, неверно осветивший заполняемую водой пустоту рубки. Поднимаясь все выше, она обжимала гидрокомбинезон, холодила тело и, наконец, заполнила все пространство. Затем произошел очередной обмен сигналами и из центрального стали уравнивать давление.

В голове и ушах помощник ощутил легкое потрескивание и сделал несколько глубоких вдохов. Потом, упираясь спиной в гладкий тубус шахты, стал подниматься к верхнему люку. Вода помогала ему, выталкивая, как поплавок. Кремальера люка провернулась

с трудом и, отжав рукоятку задвижки, капитан-лейтенант поднял спружинившую крышку. Оказавшись на мостике и подсвечивая себе фонарем, он спустился по трапу вниз, минуя шахты выдвижных устройств пробрался в легкий корпус ракетной палубы и осторожно направился в сторону кормы.

Все это время свободной рукой приходилось удерживаться за различные трубопроводы и кронштейны, чтобы не быть прижатым к подволоку. Фонарь помогал мало, пробивая зеленоватую толщу воды едва ли на метр. Вот и кормовые вьюшки, с намотанным на барабаны толстым тросом. Стопора на месте, все раскреплено по-походному.

Вплотную прижавшись к металлу легкого корпуса и обливаясь потом, Лобанов внимательно обследовал швартовые люки. Правый задраен наглухо и поставлен на стопор. А вот крышка левого, под усилием его руки легко подается. Так и есть. Ее задвижка открыта.

Теперь все стало ясным. При увеличении скорости хода ракетоносца, она отбрасывалась встречным потоком воды и била по корпусу.

Оскальзываясь резиновой рукавицей и чертыхаясь, помощник долго возился с клиновидным запором, наконец вернул на место и застопорил. Затем, с трудом отдышавшись, нащупал рукой металлический карабин на брасе и трижды постучал им в прочный корпус лодки. Потом все повторилось в обратном порядке, с той лишь разницей, что сил у Лобанова почти не осталось, и он едва передвигался. Наконец долгожданный мостик и капитан-лейтенант с трудом втиснулся в люк.

Все это время в прочном корпусе лодки, в режиме полной тишины, подводники напряженно вслушивались в забортные звуки. Они знали о том смертельном риске, которому подвергался их товарищ, и переживали за него. И три глухих удара в корпус, зафиксированные вахтенными, были восприняты каждым, как личная победа. Многие с облегчением вздохнули, некоторые улыбнулись, а самые молодые с тревогой уставились в подволок.

Как только ноги помощника показались из люка, его подхватили сильные руки и бережно спустили на палубу. Затем, отстегнув карабины, с капитан-лейтенанта сняли громоздкий дыхательный аппарат, расшнуровав аппендикс, стащили гидрокостюм и усадили в одно из кресел.

— Ну, как, Михаил Иванович? — наклонился к нему Морев. — Ты в порядке?

— Да, — кивнул головой бледный помощник, — вполне.

— И что выяснил наверху?

— Как мы и думали, отдраился один из швартовых люков в корме. Я все привел в исходное.

— Молодец, — положил Морев руку на плечо помощника. — А теперь иди к себе в каюту и хорошенько отдохни.

Проводив взглядом исчезающую на трапе плечистую фигуру, Морев обернулся к вахтенному офицеру и приказал дать отбой тревоги.

— Отбой боевой тревоги! Вахте заступить по походному! — весело рявкнул тот в «каштан».

— Да, неважный я психолог, — подумал

Морев, усаживаясь в кресло.

До этого случая он сильно сомневался в способностях Лобунова к принятию самостоятельных решений в боевой обстановке. Помощник служил в экипаже третий месяц и на берегу себя особо ничем не проявлял, внешне безразлично исполняя свои рутинные обязанности. Теперь же командир увидел его совсем другими глазами и был рад этому. Для подплава такой офицер на лодке на вес золота.

А Лобунов в это время, приняв горячий душ и выпив в кают-компании пару стаканов чая, мирно спал в своей каюте. Ему снилось море…

Через неделю, оставив позади значительную часть Атлантики, ракетоносец подходил к экватору.

За всю историю мореплавания, начиная со времен Колумба, эта условная, протяженностью более сорока тысяч километров линия, делящая земную сферу на Северное и Южное полушария, пересекалась кораблями тысячи раз. И по издавна существующей традиции на кораблях устраивался праздник. Моряки чествовали Нептуна и просили у него благополучия в плавании.

И хотя пересечение экватора не планировалось, на корабле решили отметить это событие. К празднику, стараниями заместителя командира, подготовились загодя.

Еще на базе, уговорив старпома расстаться с несколькими килограммами спирта, а интенданта с парой банок воблы, оборотистый Башир Нухович изготовил в Североморске, в топографии, памятные дипломы по числу участников похода, впервые ходивших к экватору. В них указывалось, что имярек такой-то, в настоящем году побывал там, на борту «судна потаенного», о чем свидетельствовала собственноручная подпись Нептуна и печать. Помимо этого, заместитель достал где-то несколько женских париков и бюстгальтеров для будущих корабельных Наяд.

На переходе, при участии доброхотов, он подготовил сценарий праздника, необходимые костюмы, а заодно и праздничный концерт. Все действо, по согласованию с особистом, планировалось заснять на фотопленку.

И этот день наступил. Получив от штурмана точное время и координаты нахождения крейсера, командир сообщил об этом по боевой трансляции экипажу и поздравил его. А чуть позже, из кормовых отсеков, в сторону центрального поста, двинулась живописная процессия.

Впереди, с украшенным лентами трезубцем в руке, величаво шествовал Нептун, в накинутой на плечи белой простыне, блестящей фольгой короне и с длинной бородой из пакли. Его сопровождала охрана из татуированных пиратов, вооруженных офицерскими кортиками, две полуголых Наяды, строящих всем глазки и толпа измазанных до невозможности кривляющихся чертей.

Сопровождаемая всеми свободными от вахты процессия торжественно поднялась по трапу в ярко освещенный по этому поводу центральный, и Нептун, грозно оглядев присутствующих там, поинтересовался — чей перед ним корабль и куда следует.

Принимая его тон, Морев, встал со своего кресла и сообщил, что корабль российский и идет в заморские воды.

— А это, морской владыка, наши дары тебе, — указал он рукой на стоящий рядом картонный ящик, в котором виднелись банки со сгущенкой, соком и пачками печенья.