Лейк-Фроумский Кошмар
Шрифт:
В эту ночь колокольчик сообщил, что Старый Джордж отчего-то внезапно поднялся. Вслед за этим он снова умолк. Должно быть, верблюд стоял на месте и жевал жвачку. Прошло уже несколько минут, а колокольчик все не звенел. «Странно, очень странно, — подумал Бони. — Не может быть, чтобы Джордж стоял не двигаясь».
Бони внимательно вслушался, но нет — колокольчик молчал. Может, веревка порвалась и колокольчик упал или язычок залип. Без колокольчика отыскать утром верблюдов будет трудно. Не одеваясь, прямо в исподнем, прихватив на всякий случай запасной колокольчик, Бони пошел посмотреть на животных.
Ночь
Едва забрезжил рассвет, Бони был уже на ногах и успел даже выпить кружку чая. Как только немного развиднелось и стали различимы слабые следы, оставленные большими, округлыми верблюжьими ступнями, инспектор отправился на поиски. Он без труда нашел место, где вчера паслись и улеглись спать верблюды. Отчетливо виднелись плоские ямки, продавленные в песке тяжелыми животными. Но столь же отчетливы были и следы лубры, приблизившейся к верблюдам и заставившей их подняться. Ясно различимые на песке, отпечатки босых ног поясняли все случившееся.
Без сомнения, аборигенка забила колокольчик травой, чтобы он не звенел. Она сняла с верблюдов путы, села на одного из них и поехала в северном направлении. Два остальных потянулись за нею. То, что женщина уехала на верблюде, сомнений не вызывало: следов ее ступней больше на песке не было. Проехав около четырех миль, лубра спешилась, снова стреножила животных и вынула траву из колокольчика, после чего скрылась в восточном направлении. Бони внимательно прислушался. Дальше к северу слышалось слабое бряцанье колокольчика.
Верблюды паслись между двух поросших деревьями песчаных холмов в добрых пяти милях от лагеря. Столько же пришлось Бони отшагать с животными обратно. Лишь после этого он смог наконец позавтракать и приступить к работе.
Условия труда у Изгороди достаточно тяжелы даже и без десятимильного марша, которым начался день. Ни один нормальный австралийский рабочий за такую работу цепляться не станет. А тут еще эти аборигенские штучки. Не иначе как кто-то подбивает их на эти выходки. Хочет выжить его? Надеется, что еще несколько подобных гнусностей, и нежелательный фэнсер уберется подобру-поздорову — мало, что ли, в конце концов, иных свободных мест!
Но кому же все-таки он перешел дорогу? Кто подстрекает черных к враждебным действиям? Нуггет? Да нет — никаких видимых причин для возвращения именно на этот свой прежний участок Изгороди у него как будто не просматривается. И все же не исключено, что лубра, уведшая верблюдов, была той самой молодой женщиной, его родственницей, что работала вместе с Нуггетом у Изгороди. Может, у Нуггета действительно были для этого какие-то свои, неизвестные Бони причины? А Леввей, которому позарез нужны пастухи? Разве он не предлагал инспектору сменить работу? Вполне возможно, что он прибегнул к тактике булавочных уколов, чтобы склонить Бони расстаться с Изгородью и перейти работать к нему, на Лейк-Фроум-Стейшн. Бони прокручивал события и так, и этак, однако не продвигался вперед ни
Кошмар вел себя в этот день не лучшим образом. Он беспрестанно подозрительно оглядывался, пока у Бони не возникло ощущение, будто верблюд за чем-то наблюдает. Однако не заметил ничего, могущего подтвердить это ощущение. После обеда, сняв с Кошмара вьючное седло, он перегрузил все хозяйство на Старого Джорджа. Потом освободил Кошмара от повода и отпустил на волю. Временами верблюд отставал, однако всякий раз снова догонял караван, будто боясь окончательно прервать знакомство. Бони отчетливо понимал, что зверь волнуется — достаточно видеть, как он жует корм: грозные челюсти перемалывали его с прямо-таки яростной решимостью.
Но, несмотря на это, никаких эксцессов не происходило, и, когда Бони разбил наконец ночной лагерь, довольные верблюды пребывали в самом добром настроении. На закате дня Бони стреножил их и отпустил пастись. Готовя ужин, он внимательно прислушивался к звуку колокольчика. Совсем стемнело, но Бони точно запомнил место, где паслись верблюды.
Постель он устроил на некотором удалении от костра, однако спать не ложился, а сидел у догоравшего огня и курил. Теперь было время и подумать. Немного погодя колокольчик сообщил, что Старый Джордж отошел ко сну.
Бони взял повод и побрел к месту, где лежали верблюды. Вот оно, это место, и его тройка где-то здесь рядом. Бони лег на землю и увидел три горба, четко выделявшихся на фоне неба. Он подошел поближе и уселся на песок, прислонясь к дереву.
13
Дерево, к которому он привалился спиной, было капустной пальмой, в густой тени которой хорошо укрываться в знойный летний день от палящих лучей. По виду она напоминает яблоню. Листва густая, светло-зеленая, могучие ветви торчат из ствола параллельно земле. Бони сидел, вслушиваясь в темноту. Он ничего не услышал, но инстинкт предупредил его. Тот самый инстинкт, что заставляет пробудиться спящих кенгуру, когда несущий вахту сородич вдруг почует опасность. Бони улегся на землю и оглядел горизонт. Старый Джордж поднял голову, и колокольчик коротко брякнул.
На фоне неба возникла стройная фигура, и она двигалась к дереву Бони, быстро увеличиваясь в размерах. Инспектор осторожно поднялся и прижался потеснее к стволу. В слабом свете звезд он увидел, что кто-то хочет пройти мимо дерева. Неслышно, словно призрак, Бони навалился сзади на этого человека, схватил за горло и ковырнул большим пальцем в затылок. По запаху он определил аборигена. Черный издал крик ужаса. Колокольчик задребезжал, как в лихорадке, забряцали путы — это вскочили верблюды. Ночного покоя как не было.
Абориген крутился и вертелся, но большой палец Бони давил на нервные узлы затылка. Або пригнулся и тряхнул головой, пытаясь уклониться в сторону, однако нажим на затылок становился все сильнее, все сильнее и сильнее сдавливали горло чужие пальцы. Перекрывать парню кислород Бони, впрочем, не собирался — только сделать его уступчивее.
Громко лязгнули цепные путы, и огромный верблюд яростно принялся трамбовать подошвами землю. Дьявольский рев раздался в ночи. Абориген почувствовал, что нажим на его затылок резко ослабел.