Лэйси из Ливерпуля
Шрифт:
— Я не верю этому.
— Это правда.
— Мне вы кажетесь очень милой. — Он придвинулся к ней так, чтобы их колени соприкасались.
Орла почувствовала, как ее охватывает всепожирающее пламя. На виске у нее запульсировала жилка. Она пыталась придумать, что бы такое ответить, когда Луи спросил:
— Вы ужинали?
— Я забыла поесть.
— Не составите ли мне компанию за ужином?
— Здесь можно поужинать?
Он пожал плечами и развел руками — типичный жест иностранца.
— Ничего особенного, но вполне съедобно. Поблизости нет других ресторанов, и такая ужасная ночь не располагает
— В таком случае я с удовольствием присоединюсь к вам за ужином.
Луи оказался прав. Пища была съедобной, но не более того: плохо приготовленная баранина, пережаренная картошка, замороженный горошек. Чтобы побыстрее проглотить такую еду, он заказал бутылку вина.
Смешавшись с виски, оно привело Орлу в более чем легкомысленное настроение. Она начала видеть в ситуации нечто романтическое: двое совершенно незнакомых людей случайно оказываются в третьеразрядном отеле, в окна которого барабанят снежные заряды. Для полноты картины не хватало еще чарующей музыки.
За едой Луи рассказал Орле о себе. Он родился в маленькой деревушке к северу от Парижа. Его родителям принадлежал небольшой участок земли. Деревня была погружена в вечную спячку, в ней не происходило ничего интересного. Местная машиностроительная компания приняла его на работу чертежником. Когда ему исполнился двадцать один год, он отправился на поиски работы в Париж. Поцеловав кончики пальцев, Луи послал воздушный поцелуй:
— Ах, Париж! — Он произносил его как «Пари». — Париж очень красив. Очень, очень красив. И полон жизни. В нем есть все, что только может пожелать мужчина — или женщина.
— Как бы я хотела поехать туда, — вздохнула Орла.
Его карие глаза улыбнулись ей.
— Если хотите, я покажу его вам.
— Я очень хочу.
— Весной?
Она почувствовала, как у нее кружится голова.
— Да, весной. — Она еще никогда не встречала подобных мужчин. Луи казался таким серьезным и опытным по сравнению с другими знакомыми мужчинами, особенно с Микки, который рядом с ним выглядел просто ребенком.
Пока они ели, в обеденный зал так никто и не вошел. Они вернулись в фойе, и оказалось, что их кресла у обогревателя заняты пожилой парой. Больше в комнате никого не было. Другие коммерческие представители, должно быть, не мудрствуя лукаво, остались на ночь в городе и нашли бары, где жизнь била ключом. Часы показывали половину десятого — последние несколько часов пролетели незаметно.
Луи тронул ее за локоть.
— Хотите выпить еще?
— Виски с содовой, — ответила она, хотя и так уже выпила достаточно. — Маленькую порцию. — Она покачнулась и едва не упала в кресло.
— Еще по стаканчику, и, думаю, нам пора в постель. — Приподняв брови, он с вызовом посмотрел на нее.
— Как вам будет угодно, — застенчиво ответила она. В ее теле трепетал каждый нерв. После сегодняшнего вечера она, кажется, больше не сможет спать одна. К ней вернулись воспоминания о том дне, когда они впервые занимались любовью с Микки. Сейчас она чувствовала себя точно так же, ее тело жаждало прикосновения мужских рук, только на этот раз вместо Микки был Луи Бернет.
Орла быстро выпила виски. Луи протянул руку и помог ей встать. Она едва стояла на ногах, и дело было не только в количестве выпитого.
Ее комната была на
В коридоре она споткнулась, и Луи схватил ее за руку. Он довел Орлу до дверей ее комнаты и остановился. На его лице появилось выражение, которое можно было принять за раздражение.
— Я не подозревал, что вы так сильно напились, а я нахожу пьяных женщин отвратительными. Сегодня вечером вы готовы улечься в постель с любым мужчиной.
— Это неправда! — воскликнула Орла. Она не хотела оставаться одна. Она не вынесет этого, только не сегодня. — Обычно я не увлекаюсь подобными вещами. Это все ради вас. — В ее голосе послышались слезы. Она отперла дверь, обхватила его руками за шею и увлекла в холодную комнату. За окном в бешеном хороводе плясали снежинки и доносился приглушенный шум движения. — Я не столько пьяна, сколько устала, но не слишком для… — Она умолкла, залившись краской. — Для того, чтобы заняться с вами любовью.
Вероятно, именно тот факт, что она покраснела, убедил его, что она говорит правду. Он вздохнул и хрипло произнес:
— Вы очень красивы — и перед вами невозможно устоять.
— Пожалуйста, не пытайтесь. — Она сняла пиджак своего черного костюма. Блузка под ним была голубого цвета с оборками.
Луи подошел и крепко обнял ее, уткнувшись лицом ей в шею. Сквозь тонкую ткань блузки она чувствовала его губы. Затем он принялся расстегивать ей пуговицы — так медленно и осторожно, что ей захотелось крикнуть, чтобы он поторопился. Он аккуратно спустил блузку с ее плеч, и она ощутила тепло его рук, когда он толкнул ее на кровать. Голова у нее закружилась. Луи снял свой пиджак и поцеловал ее в ложбинку между грудей, а потом освободил бретельки лифчика и комбинации. Теперь она лежала перед ним обнаженная. Чувствуя себя одновременно целомудренной и распутной, она взяла руками его голову и притянула к своему правому соску. Он жадно впился в него губами, стиснув ее грудь пальцами. Потом он перешел к другой груди, и Орла застонала.
Внезапно он отпустил ее и откинулся на подушку. Вся страсть вдруг исчезла.
— В чем дело? — озадаченно спросила Орла.
— Ни в чем. Дай мне обнять тебя, иди ко мне.
Орла начала было ласкать его, но он поймал ее руку и крепко сжал.
— Давай минутку полежим спокойно, дорогая, — негромко сказал он.
— Но почему? — Что она сделала неправильно? Не может быть, чтобы все было так плохо, ведь он так нежно обращался с ней. Это было так странно!
— Потому что бывают моменты, когда нужно остановиться и подумать, просто тихонько полежать некоторое время.
Она начала улавливать его настроение, ее собственная страсть испарилась вместе с его страстью, и она расслабленно прижалась к нему. Он был по-прежнему почти полностью одет, и с ним было так тепло и уютно.
— Тебе когда-нибудь бывает одиноко, Орла? — Его голос был едва слышен.
— В последнее время я все время чувствую себя одинокой, — со вздохом сказала она.
— Я тоже. Все время. Но, в отличие от тебя, у меня нет семьи, куда бы я мог вернуться.
— Бедненький!
— Да, меня можно только пожалеть. Последние десять лет я колесил по Европе, пытаясь отыскать нечто, чего мне не хватает.