Лейтенант империи. Часть первая
Шрифт:
— Если Валентин Севович приедет на курорт, то ни о какой скрытности не может быть и речи, — задумчиво протянул Разумовский.
— А с этим вопросом мы обратимся к Ростиславу Драгомировичу, — хмыкнул великий князь и посмотрел на Меньшова, — Валентин, пришли потом своё селфи.
— Так точно, — лицо Меньшова можно было сравнить с кирпичом. Ноль эмоций.
— И расскажи лейтенанту, почему орден двуликого открыл на него охоту.
— Валентин Севович, мои люди уже забронировали для вас
— Да.
— Тогда, честь имею, — расплылся в улыбке Разумовский, пожал нам руки и стремительно пошёл к выходу из Дворца.
Мы с Меньшовым проводили его взглядами, и, когда глава тайной канцелярии скрылся за углом, Валентин Севович нарушил молчание:
— Никогда не пытайся впечатлить этого человека, всё чего он жаждет — это знаний, информации о людях и событиях.
— Хорошо, — растерянно кивнул я.
— Есть, — поморщился Меньшов.
— Есть, — повторил я за ним.
— Это к тому, лейтенант, — Валентин Севович зашагал вперёд, не глядя на меня, — что ни обо мне, ни о нашей части, ни о каких-либо делах, что нас с тобой связывают или будут связывать, ты не должен говорить никому. Не повторяй сегодняшних ошибок.
— Есть, — вновь повторил я и не удержался от вопроса: — мне казалось, что Разумовский предан великому князю.
— Но не мне, — усмехнулся Меньшов и посмотрел по сторонам, — Разумовский придворный змей, чем меньше он знает, тем слабее жалит. Куда нам идти?
За два шага оказался впереди и повёл генерал-адмирала к нашей с ребятами комнате.
Мы миновали несколько залов. Видели, как медики выходили из комнат. Из каких-то только они, а из каких-то выносили людей на носилках. Везде царила нездоровая, болезненная суета.
— Ваше высокопревосходительство, — признаться, я всё ждал, когда он расскажет об ордене двуликого, но не решался спросить сам, поэтому решил задать другой вопрос: — Михаил Владимирович умеет внушать желание покончить с собой?
— Ты о своей попытке застрелиться? — хмыкнул он.
— Не только, — я кивком указал на пострадавших людей, у многих имелись раны, которые они явно сами себе нанесли.
— А, это, — хмыкнул Меньшов, — это они от тоски и злости, а вот ты находился ближе всех.
— Понятно, — вздохнул я.
— Ничего тебе не понятно, — посмурнел Меньшов. — Не может великий князь внушать другим что-то, только поделиться своими эмоциями, когда теряет контроль над внутренней силой.
— Получается, — я аж глаза распахнул от удивления, — он хочет застрелиться?
— Угу, — буркнул Меньшов.
— Это… — я не знал, что сказать. Просто не мог подобрать слова. Да, что слова. Я, даже, не мог мысли подобрать.
— Вот будешь старше четырёх сотен лет, — Меньшов
— Жутко, — протянул я, прикидывая опыт своей жизни за последний год и умножая его на четыреста, а лучше и на всю тысячу.
— Не то слово, — хмыкнул Меньшов, — представь ещё, что миллионы, миллиарды людей ждут его смерти, чтобы разорвать на части всё, что ему дорого.
Открывшаяся картина заставила сбиться с шага. Вновь накатила тоска и горечь. Михаил Владимирович предстал совсем в ином виде. Не всесильный щит и меч империи, а до смерти усталый старик, каким я его сегодня видел. Да и не только сегодня.
— Как же он держится? — выпалил я.
— Стиснув зубы, — бросил Меньшов, — ждёт, преемника с таким же индексом. Как только найдётся такой, то сразу же уйдёт на покой.
— Что-то я уже не хочу такой индекс развития, — протянул я.
— Все так говорят, — хмыкнул Меньшов, — когда доходит, что сила — это, в первую очередь, ответственность, а не право.
Дальнейший путь прошёл в молчании. Я осмысливал открывшуюся картину мира и пытался придумать, как мне стать таким же сильным, и просто жить с Лирой и Варей в отдалённости от интриг аристократов.
До этого дня я считал — чем больше сила, тем лучше. Живи себе в удовольствие. Никто не осмелится тронуть. А думать, да облизываться на твоё добро, так пусть себе. Но нет.
Выходило, чем ты сильнее, тем больше врагов вокруг. Будут пробовать на прочность. Не смогут сломать в лоб, попытаются подкрасться сзади. Да и те, кто слабее не дадут покоя. Будут просить помощи и защиты. А это, как сказал Меньшов, ответственность.
Нда. И как же быть? Оставаться слабым или среднячком? Тоже не вариант. Просто раздавят.
Куда ни кинь, всюду клин. Какой-то замкнутый круг. Каким бы ты ни был, опасность всегда подстерегает.
Так и не придумав ответа на свой вопрос, я оказался перед дверью в наши с ребятами покои. Взялся за ручку и тут до меня дошло, что за моей спиной генерал-адмирал, а парни, ни сном, ни духом о его присутствии. Так что, прежде, чем открыть дверь и войти, я громко постучал.
— Обед принесли! — раздался крик Феймахера и он выскочил в гостиную, почёсывая пузо и подтягивая труселя.
— Лучше бы Тур пришёл, а то жара достала, — Гусар ввалился следом, обмахиваясь тельняшкой.
— В джунглях и то было лучше, — вторил ему Бобёр.
— Ну и сны у меня с бодуна, — протянул Пруха, уставившись на Меньшова за моей спиной.
— Генерал-адмирал на палубе! — гаркнул я, внутренне злясь на себя и Меньшова, — привести себя в порядок и построиться!
Меньшов хмыкнул от неуставной команды, но ничего не сказал. Парни же метнулись по своим комнатам. Даже с Прухи моментально слетела сонливость и он кабанчиком подскочил с дивана.