Леж Юрий
Шрифт:
– Руки шире в стороны, иначе им шеи сломаю в секунду, - автоматически продолжил Матвей, кажется, даже и не заметив, что первое его требование было не просто не выполнено, но и оговорено.
– Быстро!!!
– Да и ломай, - согласился Голицын, демонстративно скрещивая руки на груди.
– Кто они такие? А как их убьешь, то и останешься с нами один на один, без защиты...
Матвей на секунду-другую задумался, интуитивно понимая, что все идет не так, не по правилам вестернов и детективных романов. И этот холеный аристократ ведет себя слишком спокойно и нагло, и этот замухрышка в мундирчике
– И чего так орать, как пьяный в кабаке, - продолжил подполковник, брезгливо морща нос.
– Разве это обяза...
Тут Голицын повел руками, вроде бы опуская их с груди вниз, но на полпути делая стремительное, едва заметное глазу движение... И Ворон плавно, будто в замедленной съемке, распластался то ли в прыжке, то ли в падении, ловя стволом пистолета беззащитные ноги Матвея.
Что-то стремительное, матово-черное сверкнуло в мерцающем, трепещущем мраке, а злые пули уже кромсали, рвали ноги Матвея... и вороненый, короткий стилет входил в правую глазницу...
– Прошу вас, поднимайтесь, барышня, - сказал Голицын, вырывая из правого глаза убитого тонкий черный стилет, свое "секретное оружие последнего шанса".
Нина, которую ликвидированный оборотень повалил в последнем своем, уже неосознанном движении, с большим трудом, опираясь на руку подполковника, поднялась на ноги и, непритворно охнув, жалобным голоском сказала:
– Каблук... сломался...
– Каблук починим, - уверенно ответил Голицын.
– Или найдем вам новую обувь, верно?
– Да-да, конечно, - марионеткой закивала репортерша, все еще пребывая в шоке от стремительного и смертельно опасного развития событий.
Будто остолбеневшая сразу после захвата Сова, простоявшая все это время неподвижно, как памятник самой себе, неожиданно опустилась на пол, уселась, подтянув ноги к подбородку и высказалась, как всегда, невпопад:
– Западня... он нас заманил в западню, из которой нет выхода...
Лицо убитого не было похоже на тот классический стереотип оборотня, навязываемый обывателем многочисленными мистическими романами и кинематографом. Никакой лохматости, звериной, заостренной морды, круглых волчьих глаз с вертикальными зрачками. На первый взгляд, да и при более внимательном осмотре оказалось, что у лежащего на полу мертвого тела самое обычное лицо, разве что, малость вытянутое вперед, да еще из-под губ поблескивали белоснежные, гораздо длиннее простых, человеческих, клыки. И еще необычными были глаза, когда-то разноцветные. Теперь на Голицына, осматривающего труп, невесело смотрел лишь один уцелевший, застывший, будто подернутый морозцем, светлый глаз.
Услышав слова Совы про западню, подполковник резко выпрямился, оборачиваясь к сидящей на полу девушке, и переспросил:
– Что значит - западня? Вы не могли бы изъясняться точнее?
– А то и значит, что выхода в прежний мир отсюда нет, - сердито отозвалась Сова.
И будто бы подчеркивая её неожиданно резкие слова, колокольным ударом раздался лязг металла о металл. Впрочем, звук этот, показавшийся чуточку зловещим в мистической потусторонней атмосфере
– Как же нет?
– слегка удивленно спросил Алексей.
– Вот же он - выход...
И штурмовик ткнул стволом пистолета в направлении черной бархатной портьеры, за которой, по его мнению, должна была находиться сауна в подвале "Черного дома", наполненная жертвами только что ликвидированного субъекта.
– Вы не понимаете, - все так же сердито, но уже с каким-то оттенком безнадежности в голосе, сказала Сова.
– Выход есть всегда, и отсюда тоже, но куда?..
– А можно пояснить так, чтобы мы поняли?
– спокойно, но настойчиво переспросил Голицын.
– Можно... попробую. Видите - зеркала... в них отражаются варианты будущего... и прошлого тоже, будущее так же влияет на прошлое, как и прошлое на будущее...
Сова задрала голову и попыталась поймать своими круглыми птичьими глазами взгляд жандармского подполковника. На какую-то долю секунды ей это удалось, и девушка заметила в глубине глаз Голицына бешеную работу мысли. Приободренная этим, она продолжила:
– Я не знаю, как, но все эти варианты отражаются на нас, пока мы находимся здесь, в этой комнате. Меняется наше прошлое, меняется наше будущее, каждую секунду, каждое мгновение. Причем так, что это невозможно предугадать... без всякой логики... без всяких причинно-следственных связей...
"Какие она слова-то знает, - удивился Воронцов.
– А по виду - шарамыжка шарамыжкой базарная... удачно как прикидывается..."
– Мы все-таки выйдем из Зеркальной Комнаты?
– уточнил главное на сей момент Голицын.
– Конечно, - кивнула Сова.
– Замкнутых пространств не бывает, бывают запертые, но это - открытое, без ограничений.
– И сколько же шансов на то, что там, - вмешавшийся вновь в разговор Ворон опять махнул пистолетом в сторону портьеры, - что там - сауна?
– Как в любой игре - пятьдесят на пятьдесят, - нарочито усмехнулась Сова.
– Или сауна, или нет. И самое худшее, что я не вижу этих вариантов, как видела до сих пор.
– Послушайте, Кассандра, - спросил Голицын.
– И сколько же людей знали про эту Зеркальную Комнату?
– Да все знали, - приподняла бровки Сова.
– Только кто-то верил, кто-то пропускал мимо ушей. А таким вот, как тот Степка... им и дела никакого не было ни до зеркал, ни до вариантов будущего. Пожрать, выпить, с женщиной покувыркаться... ну, еще иной раз показать своим дружкам, какой за ним папашка стоит - вот вся его жизнь.
– Наверное, потому, что знали все, не знала моя служба, - хмыкнул недовольно подполковник.
– Значит, выхода отсюда, да и того, что с нами произойдет, ты теперь не видишь?
– А я и раньше не видела, - успокоившись немного, честно ответила Сова.
– Чувствовала, знала, ощущала... но ведь это - совсем не то, что видеть... по-вашему...
– Но здесь оставаться тоже не имеет смысла, - Голицын, выслушав девушку, просто принял её слова к сведению, теперь предстояло не говорить, а действовать.