Леж Юрий
Шрифт:
– Так чего проще?
– спросил Воронцов, привычно уже тыкая стволом в сторону портьеры.
– Выходим и - смотрим...
– А если попадаем не туда?
– спросила Сова.
– А там и увидим - куда, - железно возразил Алексей.
– Ну, что ж, так и поступим, - согласился жандарм и двинулся было к выходу.
– А как же я?
– жалобно спросила Нина, стоя практически на одной ноге, сжимая в руках туфельку с обломанным каблучком.
– Милая барышня-репортер, снимите вторую туфельку и выбросьте обе, -
– Прогуляйтесь немного босиком, в газетах пишут, что это полезно...
– Полезно - это когда по земле или по траве, - возразила рыженькая, все-таки следуя совету подполковника.
– А тут вон - пол какой...
В самом деле, пол в комнате был странный. Где-то в глубине её и под зеркалами лежал темный холодный мрамор самых различных оттенков - от серого до бордового, а вот ближе к выходу, к портьере почему-то были настелены обыкновенные крашеные суриком и казавшиеся теплыми доски.
– Не капризничайте, - попросил жандарм, понимая, что Нина просто нервничает.
– Сейчас выйдем и отыщем вам какую-нибудь обувку, снимем с кого-нибудь, в конце концов...
– Я в обуви с покойников ходить не буду, - решительно заявила девушка, вспомнив трупы возле бассейна и на постели, и даже попятилась от выхода, будто там, сразу за порогом, её ждал десяток мертвецов, обутых в туфельки всех размеров и фасонов.
В пол-уха прислушивающийся к маленькой перепалке репортерши с подполковником Ворон презрительно хмыкнул. И неожиданно его поддержала Сова:
– Тоже мне... а я бы вот не побрезговала такими сапожками, да только не по ноге они, размерчик не мой...
Она указала на разлохмаченные пулями, но уже переставшие кровоточить ноги убитого, обутые в очень добротные остроносые полусапожки на небольшом каблуке, сплошь обвешанные металлическими побрякушками.
– Ну, уж с этого-то я бы точно ничего не взяла, - передернула плечами Нина.
– До сих пор дрожь пробирает, как его лапу на шее вспомню...
– Достаточно, - остановил разговорившихся женщин Голицын.
– Ворон, ты первый...
...за бархатной черной портьерой оказалась пустая, запыленная и плоховато освещенная единственной лампочкой без абажура, висевшей под потолком, комнатка. Ни кафельным, с подогревом, полом, ни бассейном здесь и не пахло.
– А если еще раз?
– задумчиво произнес подполковник.
Алексей послушно три раза подряд сдвигал и задвигал импровизированный занавес, но ничего не изменилось, всякий раз открывался унылый вид на пустынную комнату, больше всего похожую на заброшенную подсобку.
– А если зайти туда и вернуться?
– продолжил Голицын.
– Только лучше всем вместе, - предупредила Сова.
– Разумеется, - согласился жандарм.
– И без того для хождения по лабиринтам настроение не самое лучшее, а если при этом еще и размышлять, куда подевались остальные и как им теперь без нас...
– Это перебор, - чуть недовольно поморщилась девушка.
– Никто же нас при переходе из комнаты в комнату разделять не будет.
– Береженого бог бережет, - ответил затертой сентенцией Голицын.
И они еще трижды входили в пыльную подсобку и возвращались в Зеркальную Комнату, но ничего не менялось, разве что во время последнего перехода в углу пустой до сих пор комнатки оказалась старая, потертая и поломанная швабра.
– Думаю, что эксперименты пора заканчивать, - сказал Голицын на правах старшего, как по чину, так и по возрасту и положению в обществе.
– Как думает уважаемая Кассандра, можно из "Черного дома" выйти? Или так и будем блуждать по комнатам до самой смерти?
– Естественно, можно, - поморщилась Сова, она невзлюбила прозвище, данное ей подполковником.
– Я сразу говорила, что закрытых миров не бывает. А запертые специально всегда можно открыть... но этот - не заперт, я бы почувствовала... наверное...
– Тогда - пойдем дальше...
И потянулся странный, чем-то жутковатый лабиринт пустынных комнат. В некоторых были только-только накрыты столы свежайшими, прямо с плиты, деликатесами, от которых иной раз даже исходил ароматный парок. В некоторых каменной твердости куски хлеба соседствовали с заплесневелыми фруктами и изрядно воняющим тухлятиной мясом. Иногда в пепельницах дотлевали окурки положенных туда несколько минут назад папирос. А иногда пыль лежала толстым-претолстым пушистым слоем на всех горизонтальных поверхностях. Но людей не было нигде.
В некоторых комнатах подполковник Голицын с неожиданным для него, лихорадочным интересом бросался к установленным телефонным аппаратам, накручивал диск, набирая только ему известные номера, и разочарованно, аккуратно клал трубку обратно на рычажки, хотя, и это было заметно всем, сокровенным желанием жандарма было грохнуть злосчастный, ни в чем не виноватый кусок пластмассы, так, что бы разлетелся он вдребезги и пополам. На третий, или уже четвертый раз бесплодных попыток жандарма Сова поинтересовалась без тени иронии:
– Нет связи?
– Да вот, странное дело, - охотно поделился подполковник.
– Связь есть, но... понимаешь, никто не берет трубку с той стороны. Идут и идут длинные гудки, но никто не подходит. Даже оперативный дежурный по жандармскому Корпусу, а этого не может быть в принципе. А так, связь есть. Я специально пару раз набирал абсолютную абракадабру, представляете, приятным женским голосом автомат отвечал: "Неправильно набран номер!"
– Тогда, может быть, стоит выйти из дома?
– спросила Сова.
– Вдруг на улице наше положение прояснится?