Лгунья-колдунья

Ольховская Анна Николаевна

А медсестра, пытавшаяся взглядом просверлить в Лане дырку, была очень даже ничего, сексапильненькая такая, с длинными стройными ножками, полностью открытыми крохотным халатиком.

Она очень надеялась найти в жене Кирилла Витке ну хоть какой‑нибудь изъян, чтобы потом, пренебрежительно скривив носик, рассказывать сослуживицам: «Ну вот почему всегда так — как мужик классный, так у него обязательно жена никакая! Небось на богатеньких наследницах женятся, а мы им только в любовницы годимся! Помните Кирилла Витке? Какой красавчик,

а? Видела тут на днях его жену — ужас. Коряга корягой».

Но даже нескольких секунд, понадобившихся на преодоление расстояния до палаты Осеневой, хватило медсестричке на то, чтобы понять — повода для сплетен нет. Жена Кирилла оказалась возмутительно красивой, причем, что самое обидное — на ней не было ни грамма косметики! Роскошная грива вьющихся каштановых волос, чернющие тонкие брови и не менее черные длинные пушистые ресницы, большие зеленые глаза, изумрудным оттенком и разрезом напоминавшие кошачьи, точеный носик, яркие пухлые губы — у‑у‑у, ведьма! И ничуть не толстая!

Исключительно из вредности медсестра, забежав вперед, строго приказала:

— Подождите здесь, я спрошу Павла Матвеевича.

— Так он же сам вас за мной послал, — усмехнулась Лана.

— Ну и что, — строго вздернула тщательно нарисованные бровки любительница мини. — А вдруг что‑то изменилось, может, больной хуже стало.

— Типун вам на язык, девушка!

Совершенно не испугавшись мрачной перспективы общения с типуном (видала она этих типунов в ночном клубе, все они одинаковые!), медсестра заглянула в палату:

— Можно, Павел Матвеевич?

— Настя, ты чего дурью маешься? Привела?

— Привела, привела, — проворчала Лана, не очень вежливо оттолкнув маячившую на пороге местную красапету. — Хотя я вполне могла бы найти дорогу и сама. Трудно заблудиться, находясь в трех метрах отсюда.

— Красич, ты даже в больнице не угомонишься, — еле заметно улыбнулась Лена. — Привычка строить неистребима.

— А зачем мне ее истреблять, — Лана села на уже ставший привычным стул. — Я ведь не только подчиненных строю, но и дома. Ну, ты как?

— Спасибо, хреново, — фыркнула подруга. — Разве не видно? Слабость дикая, все болит, словно по мне слон потоптался. Я что, в аварию попала? Вот же кретинство, завтра ехать, а я тут устроилась!

— Ехать? — удивилась Лана. — Ты ж вроде никуда не собиралась!

— Здрасьте, приплыли! — мучительно сморщилась Осенева. — Черт, больно‑то как! Ты что, забыла — мы же завтра на Север уезжаем, я полгода тебе про эту поездку дудела!

— А‑а‑а, — Лана попыталась придать голосу максимум интонаций понимания, но выдала на‑гора лишь жалобное блеяние потерявшегося ягненка.

— Настя! — Доктор, стоявший возле медицинской аппаратуры, хмурился все больше.

— Да, Павел Матвеевич! — Судя по скорости появления, медсестра подслушивала под дверью.

— Необходимо сменить капельницу. А

мы с Ланой, — повернулся он к пациентке, — пока в коридоре подождем, чтобы не мешать.

— Ты только не уходи, — жалобно прошептала Осенева. — Мне почему‑то страшно. Страшно оттого, что я ничегошеньки не помню. Что со мной было?

— Вот сейчас медсестра закончит с капельницей, и я вам все объясню. Поняла, Настя? — повысил голос Павел Матвеевич, в упор глядя на подчиненную.

— Да, конечно, я быстренько, — испуганно пролепетала та.

— Что происходит? — зашептала Лана, едва за ними закрылась дверь палаты. — Почему она ничего не помнит?

— Потому что у больной кратковременная потеря памяти, — доктор озабоченно потер переносицу. — Такое пусть и редко, но тоже случается после укуса каракурта.

— Кратковременная — это насколько?

— Даже не знаю. Может, на три дня, а может — на неделю. Но вы не волнуйтесь, это в любом случае обратимо. К тому же, насколько я понял, больная забыла не все, вас она узнает.

— Лена не помнит последние три месяца, — задумчиво проговорила Лана. — И знаете, это даже к лучшему. Кто‑нибудь, кроме вас, знает, что явилось причиной нынешнего состояния пациентки?

— Нет.

— И эта медсестра? Она, похоже, излишне любопытна.

— Настя? — усмехнулся врач. — Есть такой грешок. Но сейчас ее интересуете только вы, поскольку наша Настасья пыталась очаровать Кирилла Витке в период его пребывания здесь. Но увы — у нее ничего не вышло.

— Это я поняла, — отмахнулась Лана. — Так вот. Можно устроить так, чтобы никто ничего и не узнал, пока к Лене не вернется память?

— Почему?

— А вам что, нужны толпы папарацци, штурмующие клинику? Или энтэвэшники с их «Чрезвычайным происшествием»? Это же такой лакомый кусок — каракурт в центре Москвы! Таинственные разборки, мистические загадки и так далее, и тому подобное. Оно вам надо? Или нет, поставим вопрос иначе — оно надо вашим пациентам?

— Так, с нами разобрались, нам это не надо. Но почему вы не хотите сказать подруге правду?

— Потому что тогда придется рассказать ей все, о чем она благополучно забыла. А это, поверьте, вовсе не будет способствовать ее выздоровлению, слишком уж стрессовая ситуация. И смертельно опасная. Нам, кстати, придется посадить охранников возле ее палаты.

— Даже так? — нахмурился доктор.

— Даже так. И, как только ее состояние позволит забрать Лену отсюда, мы немедленно перевезем ее в надежное место. Когда это можно будет сделать?

— Самое раннее — через неделю.

Дверь медленно открылась, и в щель проскользнула медсестра:

— Павел Матвеевич, я все сделала. Больная ее зовет, — кивок в сторону Ланы.

— Хорошо, идем. Настя, надеюсь, ты там не болтала лишнего?

— Я же не дура, поняла, чего вы от меня хотите! — насупилась девушка. — Я вообще молчала, вот!