Лгунья
Шрифт:
– Мне нужно было с ним встретиться, - сказала я.
Он кинул взгляд на мою хозяйственную сумку, но промолчал.
Предвечернее солнце слепило, когда мы ехали домой. Я закрыла глаза, непроизвольно расслабив все мышцы. Я почувствовала, что сдаюсь. Ни к чему пытаться убежать отсюда, сказала я себе. Ведь это здесь меня бросились искать, когда я не появилась вовремя. Еще хотя бы пару дней - не больше, я не жадная. Каких-то два дня, подумаешь.
Два дня плавно превратились в три, три - в пять, пять - в семь. Ничего не случилось. Никаких вестей ни от Мэла, ни от полиции. Я снова почувствовала себя в безопасности. Начала забывать, что я делаю. Это уже не казалось мне чудовищным преступлением. Я машинально откликалась на имя Мари-Кристин. Становилось все труднее вспомнить, кто такая Маргарет Дэвисон. Кое-что о ней я начисто позабыла. Не
В Ружеарке не осталось ни единого не изведанного мною уголка. Я досконально знала каждый мокрый камень, каждую бойницу, каждый портрет, каждую комнату в башнях с видом на реку, извивающуюся в сотнях футов внизу, в долине. Знала все постройки и флигеля. Знала кур. Знала оранжерею, где хранились брошенные части старого фермерского оборудования и сломанная карета. Еще там был гигантский стеклянный короб, выставочная витрина, похожая на кусок льда, в котором вморожен момент смерти. Чучело sanglier79 с открытым от ужаса ртом вырывалось из искусственного леса. На его шее висела худая, страшная фигура - чучело гончего пса. Обнаженные желтые клыки вцепились в кабана безжалостной, смертельной хваткой. Меня это беспокоило. Я думала: как странно, ведь когда-то давно этот свирепый, жестокий пес был жив. Кровь бежала по его венам. Он принюхивался, втягивая воздух. Откликался на свое имя. Он делал то, чему его обучили. У кабана же не было никакого имени. Он не отзывался ни на что кроме своих кабаньих инстинктов. Даже не знал, что он кабан. Он просто был. А теперь его нет, и нет давно, лет сто. Безымянный кабан и гончий пес, чье имя давно позабыто, оба мертвы, и кого это волнует? Их самих? Меня? Иногда, если мне было нечем заняться, я сидела в кособокой карете и тревожно размышляла обо всех этих глупостях с именами, и о том, что же они, собственно, означают.
Пару раз я ездила с Франсуазой в Фижеак. Я знала, что это опасно, поскольку какой-нибудь английский турист мог случайно меня опознать, но один день перетекал в другой, я все прочнее ощущала себя Мари-Кристин, и все больше забывала о возможной опасности. Все, кто был знаком с семьей, сразу принимали меня за Мари-Кристин. У них не было причин сомневаться.
Однажды утром на столе в холле появилось ещё два письма для меня. Одно было из лондонского банка. Они сообщали, что по моей просьбе от 24 числа сего месяца все мои сбережения, составляющие в сумме 9327 фунтов стерлингов и 95 центов, переведены в Банк Националь, который, в свою очередь, должен вскоре со мной связаться. Что ж, весьма полезная и интересная информация.
Второе письмо было от человека по имени Алек Фегрусон. Дорогая мисс Масбу, писал он. Это было очень краткое письмо на обычной писчей бумаге с обратным штемпелем Питерборо80. Он писал, что дал этот адрес человеку, назвавшемуся родственником Крис. Правильно ли он сделал? Теперь он немного беспокоился, не допустил ли он ошибки, но это был очень приятный молодой человек.
Понятное дело, этот приятный молодой человек - наверняка Мэл. Письмо я смяла и выбросила.
Деньги в банке немного вывели меня из равновесия. По случайному совпадению - а может, и не случайному, - Банк Националь в Фижеаке был тем самым банком, которым пользовалась вся семья. Им требовался образец подписи. Из документов Крис у меня остались только её водительские права и английская кредитная карточка. Подпись на них имела очень мало сходства с той, что я предоставила в банк, но никто, кажется, этого не заметил. В банке и так все знали, кто я такая. Они знали Франсуазу, знали, что я её кузина, она им
Как-то вечером мы сидели на кухне, ужинали, и тут раздался телефонный звонок. Я ела артишок. Кожа у меня горела от свежего загара, мною овладели покой и сонливость. Дядя Ксавьер подошел к телефону.
– Это тебя, - сказал он.
– Меня?
Какую из них? Кого?
Он протянул мне трубку.
– Межгород, Англия.
Я очень медленно встала, я тянула время. Взяла трубку.
– Алло, - осторожно сказала я.
Молчание.
– Алло?
– сказал женский голос на том конце провода.
Я откашлялась.
– Алло?
– повторила я.
– Это Крис?
Не к чему было притворяться, что она ошиблась номером или что это не Крис. За столом смолкли все разговоры, даже дети прислушивались.
– Подождите, я подойду к другому аппарату, - сказала я.
– Нет, нет, слушай, - заторопилась женщина.
– Это Сью. У меня только одна минута. Это ты?
– Да, - сказала я.
– Странный какой-то звук.
– Телефон плохой.
– Нет, я имею в виду, что голос твой странно звучит. Ты что, простудилась, или ещё чего?
– Да, - сказала я.
– Совсем ты на себя не похожа.
На это мне нечего было ответить. Я поймала на себе взгляд дяди Ксавьера. Он мне улыбнулся.
– Слушай, - сказала она, эта самая Сью, - этот адрес дал мне хозяин твоей бывшей квартиры...
– Мистер Алек Фергусон из Питерборо, полагаю, который как-то уж слишком вольно обращается с моим адресом.
– ... и я позвонила в международную справочную. Ты как там?
– Хорошо, - я старалась ограничиться односложными ответами.
– Если не считать простуды, - засмеялась она.
– Развезло тебя, однако. Бедняга. У тебя голос из-за этого такой странный, ужас. В общем, слушай, я тут тебя сегодня вспоминала, потому что мы с Дениз говорили о тебе за обедом, а Дениз и говорит: "Позвони ей. Расскажи, что она пропустила". У нас тут разразился нешуточный скандал. Ты даже не представляешь! Видно, в администрации произошла утечка, кто-то дал сведения в прессу об условиях приобретения контрольного пакета акций Мосонов. Вернее, продал, сказал сегодня мистер Тейлор. Кто-то на этом здорово нагрел руки, сказал он. Он злой, как черт. Тут повсюду полиция и все такое. Ты все веселье пропустила.
– Боже правый, - пробормотала я.
– Ой, такое представление! Ну ладно, слушай, как там твой отпуск? Если это все ещё отпуск.
– Хорошо.
– И что это за замок, где ты живешь? Звучит отпадно. Это что, отель, или туристический лагерь, или что?
– Лагерь.
– Ты, небось, загорела, как негритос. Когда возвращаться-то думаешь? Когда деньги кончатся, что ли?
– Да.
– Везуха тебе. Вообще-то, Крис, если честно, я тебе потому и звоню. нас с Дениз турнули от Мидлмаса и Дана. Ну, а заодно и из Питерборо. Так вот, мы подумали, почему бы не сделать так же, как Крис, не поработать в должности временной секретарши. Может, ты дашь нам знать, когда вернешься, пообедаем где-нибудь. Поболтаем на эту тему. Мы думали, не попытать ли счастья в Лондоне. Только Дениз беспокоится о своей пенсии, о всяких там печатях и тому подобном. Ах, да...
– она явно не собиралась заканчивать разговор. Я переменила позу.
– Знаешь что еще. У меня ведь до сих пор эта потрясная вещица, которую ты мне одолжила для свадьбы сестры. Ничего, если она немного у меня побудет, или как?
– Да, - сказала я.
– А не возражаешь, если я иногда буду её надевать, а? Хотя бы вечером по субботам?
– Ладно, - сказала я.
– Я её почищу, - поспешно заверила она. Потом засмеялась.
– Ну и странный же у тебя голос. Как будто придуриваешься. Винишком, небось, балуешься, поэтому. Ну ладно, Крис, приятно было тебя слышать.
– И мне тебя, - вежливо сказала я.
– Поболтаем еще, как объявишься. Не забудь позвонить, ага?
Она ещё несколько раз сказала "пока" и "смотри там". Я вернулась к столу и тяжело плюхнулась на стул.