Лицензия на убийство
Шрифт:
Вот он уже у кабинки. Делает глубокий вдох, старается ни о чём не думать. Заходит. Мгновение. Яркая вспышка. Ещё одно. Очень яркая вспышка и сильный гул, что мгновенно закладывает уши нашему герою (убийце, моральному инвалиду, не способному никого и ничто любить цинику, жертве обстоятельств), а потом такая дикая боль, что кажется будто Богу душу отдаёшь, не иначе. И за это платить 20 тысяч? Вы вообще в своём уме?
Потом, как показалось много позже, Натан наконец немного пришёл в себя. Его тут же вырвало. Всё тело пульсировало вспышками боли. Он оказался в одном из бедняцкив кварталов бывшей когда-то страны Греции — с её замечательной культурой, философами, театром и красивым языком. От сознания того, что план удался Натану стало немного легче и он смог наконец-то отдышаться,
Кто-то обратился к нему по-гречески. Как он понял, спрашивали не нужна ли ему помощь. Он показал жестом, что с ним всё в порядке. Теперь дело за малым — найти укрытие и залечь на одно. Какую-нибудь комнатку или квартирку под землёй.
Стоит наверное поподробнее остановится на этом. Дело в том, что климат на Земле меняется почти что каждый год. Греция не стала исключением. Когда-то это был курорт с жарким климатом и древней культурой. Сейчас же климат стал очень жарким, почти невыносимым. Обычная температура в дневное время — 60 градусов. Потому то жители и стали строить подземную сеть, так называемый нижний город. Сейчас было только раннее утро, но уже было очень жарко. Натан поспешил укрыться в тень. Когда он снимет комнатку, тогда ещё раз всё хорошо обдумает. Ловко он всех обставил. Его поди сейчас ищут. Но никто не хватится его здесь. Даже Фаусту ничего не светит. Заказывай, милости прошу. Только меня никто не найдёт здесь. Вот умора!
Натан ещё долго давился смешками.
Глава 36
Последний фальшивый аккорд
Жаркий, жаркий полдень. Постоянно хочется пить. Во всём теле — лень. Но всё же Натан предпринял робкую попытку выбраться на поверхность именно сейчас, когда солнце так немилосердно. Зачем? Если бы он знал ответ. Возможно, ему просто хотелось побыть одному. В комнатке, где он теперь живёт, ни на минуту не смолкает говор соседей, плач детей, какой-то бытовой шум, вроде работы роботов-уборщиков или робота-учителя. Только ночью удаётся насладиться тишиной. Но она здесь, во мраке глубин земли, нездоровая, надсадная, словно кашель больного туберкулёзом. Поди тут сомкни глаза. А пробуждаешься в извечном поту, уставший кажется более, чем до того, как заснул.
Прошёл где-то месяц с тех пор, как Натан осел в Греции. Точнее, 32 дня. Прежние тревоги быть обнаруженым почти что рассеялись. Натан мог бы радоваться, но всю радость из души будто высосало пылесосом. Сплошная чёрная меланхолия. В особенно тяжелые минуты Натан предавался воспоминаниям.
Вот он гуляет с Майком. Майк играет с мячом, а Натан ему что-то расказывает, что-то нравоучительное. Помнится, тогда шёл тёплый дождь, правда совсем недолго, но этого хватило, чтобы Майк слёг с температурой. Натану за это здорово влетело от родителей.
А вот Натан с отцом. Обсуждают куда поступать после школы. Отец хочет отдать Натана на юридический факультет. Тот против. Спорят до поздней ночи, эмоционально, но без попыток обидеть и навязать своё мнение. Этому Натаниэль научился от отца — защищать собственные убеждения. Не тупо в них верить, скорее напротив, уметь признавать в них изъяны и слабые места, но всё же защищать, как нечто очень близкое и родное.
А вот Натан ловит бабочку. Редкостное явление. Бабочки почти что вымерли все. Теперь это настоящая редкость — встретить столь прекрасное создание. Ловит, разумеется, шутя, скорее просто наблюдает. Та вспархивает, а Натану кажется, что вместе с ней порхает и его душа. Такая сладостная боль внутри — не передать словами.
Теперь он в кругу всей семьи. Смотрят какой-то фильм. Сюжет Натану не интересен, но так уютно сейчас рядом с близкими, что он совсем не хочет уходить к себе в комнату, запираться там и уходить с головой в чтение любимых книг. Помнится, подул ветерок, коснулся щеки. А ещё горячий чай с имбирём на столе, от которого идёт дымок. Сладкий-сладкий.
И ещё много чего. Но эти воспоминания, пожалуй, самые яркие.
В кого я превратился? Кем стал? Счастлив ли я? Разве власть даёт человеку что-нибудь,
Солнце немилосердно пекло. Пот так и стрился маленькими ручейками по всему телу. В горле пересохло. Натан старался держаться тени. Несколько раз он останавливался, задумывался о чём-то, будто принимал для себя какое-то важное решение, а потом снова пускался в путь. Небольшое облако налетело с юга, принесло немного влаги. В ушах почему-то стоял звон разбитой посуды.
Он шёл к побережью. Шёл, чтобы покончить со всей этой бесмыслицей собственного существования. Почти ни тени страха, только недавно проснувшиеся переживания по поводу судьбы родных — мамы и брата Майка. Как они без него? Что будет с ними дальше? Он не узнает. Когда всё закончится не будет ни мыслей, ни переживаний, ни этой внутренней бури — ничего. В другую жизнь, не материальную, он не верил. Хотя и возникали порой сомнения. Если там человека не ждёт ничего, то жизнь вконец бесмысленна. Пожил своё и ушёл. Слишком просто и нелепо выходит. Ну да чего теперь об этом думать. Сейчас как никогда важно не сомневаться и сделать то, на что решился.
Натаниэль Грим стоял на побережье Эгейского моря и зачаровано смотрел вниз, на прибрежные скалы. Где-то около 30 метров разделяло скалы и его. Всё, вот он и финальный аккорд. Вокруг ни души, только плеск моря. Жара невыносимая. Ну да ещё совсем немного осталось. Подышать бы.
Страха не было. Было только отвращение и гадливость по отношению к себе самому. И это он, Натаниэль Грим, лучший студент в своей группе так низко пал. Зачем? Ради чего? Ради упоения призрачной властью? Нахлебался! Довольно! Тошнит! Как он мог так легко повестись на причудливые веяния безликой массы? Он, чья рассудительность и холодный расчёт не раз выручала его и придавала значимости в собственных глазах! Теперь он никто. Мразь, тварь дрожащая, ошибка человеческая. А что делают с ошибками? Правильно — исправляют.
Не потерять бы остатки мужества перед этим. Прости, Майк. Прости, мам!
Вот ещё шаг, ещё один, уже меньший, совсем маленький шажок, но обрыв уже в считанных сантиметрах. Носки уже торчат над пропастью. И вдруг…
Что я делаю? Я совсем из ума выжил? Надо же, дал слабину, поддался этим сентимантальным веяниям! Я бы ещё в Бога поверил и покаялся прямо здесь! Сейчас упаду на колени и начну молиться шут гороховый! А то как же! В мире выживают только те, кто сильнее. Есть один закон — и это закон сильных. Слабые, беспомощные, глупые могут сколько уходно прикрываться моралью, этикой и религией. Сильные же всегда берут своё. Мы ничем не отличаемся в этом от зверей. Только нас сделали ручными. Да, удачно надо заметить. И сделали это те, кто сам не поддаётся никакой дрессировке и выучке. Они-то и правят этим миром, берут от него всё, не стесняются собственных желаний и амбиций, не сверяются с глупыми книжками, которые пишут преимущественно одни только трусы! Если я чего-то хочу, значит того требует моё собственное я. И кто тогда я себе сам, если не считаюсь с мнением, идущим из глубины моего сознания? Враг, вражина, предатель! Мне и так отпущено немного. Дайте же пожить всласть! Дайте наесться вволю!
Натан заметил, что последние слова произносит вслух. На самом деле он уже довольно долго разговаривал сам с собой, но только сейчас это заметил. Он невольно усмехнулся этому. Гримаса исказила его лицо до неузнаваемости. Он резко повернулся спиной к пропасти, занёс было ногу, чтобы шагнуть назад, но тут налетел внезапный порыв ветра, да такой силы, что не было никакой возможности сопротивляться. Его тело начало медленно заваливаться назад. Ещё миг и он рухнет. Злая усмешка мгновенно сползла с лица, словно змея. Вместо этого на лице Натана читался один только животный страх. Страх перед смертью. Перед тем, на что он, мало задумываясь, обрекал других и ещё несколько секунд назад самого себя.