Личико ангела

Фернандес Анхелика

Симоне ошеломлено уставился на нее:

– Что?

– Ты негодяй, сукин сын...-начала Эрин, однако Симоне резко перебил ее:

– Не смей называть так мою мать, поняла?

– Подонок, ты же даже не сказал, что был женат -выдохнула она, внезапно почувствовав как все мышцы живота напряглись.

В ванной комнате повисла тишина. Эрин услышала

стук двери, означающий, что Алессио с женой покинули виллу, не желая присутствовать при их ссоре.

– Кто тебе об этом рассказал?
– глухо спросил Симоне.

– Ты не отрицаешь, да?
– ехидно заметила Эрин, скрывая наступившие слезы -А когда бы ты меня оповестил о печальной истории своей женитьбы?

– Эрин, прикуси язычок -угрожающе пробормотал Симоне -Двадцать лет прошло с тех пор как умерла Сицилия.

Да, это очень долгий срок, потому будь на ее месте другая девушка, то просто бы забыла об этом и бросилась в объятия этого до неприличия красивого и страстного мужчины.

Но ее задело не то, что он был женат, а то, что он скрыл часть своей биографии от нее.

– Мне глубоко все равно -ядовито плюнула Эрин -Интересно, а ты и ее старше был почти вдвое?

Тут Эрин поняла, что единственный доступный ей способ избавиться от Симоне — оскорбить его, задеть его раздутое мужское самолюбие. Иначе еще чуть-чуть, и она сдастся, признается ему в любви и согласится на все, что он только может предложить.

– Заткнись, Эрин -грозно зарычал Симоне.

Не обращая внимание на его слова, она язвительно продолжала:

– Какой ты мерзавец! Решил взять меня в жены, чтобы обезопасить своего ребенка? Думал "Ба, да если я на ней женюсь, то она французская дурочка ничего не сделает моему наследнику" Ты просчитался, Симоне Романьоли!

– Прийди в себя -Симо тряхнул ее за плечи так сильно, что она вскрикнула от боли -Эрин, что тебя расстроило? Мой прошлый брак? Наша предстоящая свадьба?

– Все -сорвалась Эрин, замахнувшись на него, но внезапно Симоне грубо поймал ее запястье и завел за спину.

– Жена может ударить мужа только один раз в жизни. Больше ты такого права не имеешь. Только попытайся — и получишь сдачи. — Он отпустил ее руку и отступил, словно ему было невыносимо находиться от нее так близко. Глаза его стали совсем черными, и Эрин поняла, что он поступит так, как обещал, однако запрокинув голову, истерически расхохоталась.

– Мы еще не женаты, да и выходить замуж за такого лживого мерзавца как ты -лучше, чтобы мой ребенок был ублюдком, чем знал про своего отца...

Не успела Эрин договорить,

как Симоне размахнулся и влепил ей пощечину. Почувствовав, как вспыхнула ее щека, Эрин вскрикнула в испуге. Она схватилась рукой за щеку, глаза ее наполнились слезами. Эрин молча смотрела на него, словно не верила, что он посмел ударить ее. Симоне в замешательстве смотрел на нее.

– Теперь я понимаю, почему Сицилия так хотела избавиться от тебя и всего, что с тобой связано – проговорила Эрин, отворачиваясь от итальянца. – Ты ее тоже бил?

– Эрин, погоди! – закричал Симоне, бросившись вслед за девушкой, устремившейся к крутой лестнице.

Добравшись до предпоследней ступеньки она оступилась, подвернула ногу. И почувствовала, что сейчас упадет, рухнет вниз. Пытаясь удержать равновесие, Эрин взмахнула руками. Какое-то мгновение она стояла, балансируя, на краю ступени.

Последнее, что она слышала, были громкие крики Симоне и ее собственные истошные вопли… Потом все погрузилось во тьму.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Рассвет едва окрасил небо в бледно-розовые тона, когда Эрин наконец открыла глаза. Симоне не спал. Сидя в кресле возле больничной кровати, он смотрел в незашторенное окно на великолепное утро. Он выглядел измученным и усталым. Глядя на его резкий профиль, четко выделявшийся в зыбком утреннем свете, Эрин почувствовала неладное. Лишь большое горе могло так изменить ее любимого.

– Симоне… – с трудом разлепив потрескавшиеся, пересохшие губы, прошептала девушка.

Он резко повернул голову и посмотрел на нее, полными грустью и отчаянием глазами.

Что он мог ей сказать?

Симоне ненавидел себя так сильно, что готов был убить себя. Он вновь потерял частицу себя, но уже далеко не от чужой вины, а от собственной.

Он поднял на нее руку, не давая себе отчета. Ее жестокие слова больно ранили его сердце.

Но видит Бог, он не хотел бить ее. Просто Эрин вывела его из себя, и Симоне не в силах был контролировать свои эмоции.

Хоть Сицилия и не отличалась лучшими качествами жены, тем не менее Симоне ненавидел, чтобы кто-то обсуждал их брак.

Поднимать руку на женщину - может только обиженный жизнью мужчина, которым он до сей поры не являлся.

Симоне встал и с трудом, точно древний старец, подошел к кровати. На фоне светлого окна высокая фигура итальянца казалась совсем темной. Эрин в испуге заморгала, увидев, что его потемнело и постарело за то время, что она пролежала без сознания.