Личная награда Альфы
Шрифт:
В общем, я довольно спокойно относилась к тому месту, где работали родители.
До последнего раза — когда мама узнала про мою русскую подружку. В тот раз меня не просто вернули домой — в лаборатории была какая-то проблема, поэтому родители спешно запихнули в одну из дальних, неиспользуемых комнат в противоположном конце от родительских апартаментов) и около двух недель не выпускали из неё — отец, разозлённый моим поступком (я посмела огорчить мать) отобрал у меня и телефон, и компьютер… и всё это время я вынуждено находилась в комнате без окна и свежего воздуха, с искусственным светом, подсвечивавшим белые стены двадцать четыре
Родители даже тогда не соизволили мне объяснить, в чем состояла проблема с моей подругой. Ну ладно, мама не хочет вспоминать, что она русская — но причем здесь целая нация? Мне, что теперь, ни балет не посмотреть, ни классическую музыку не послушать? Но отец, когда я в эмоциях выкрикнула ему эту фразу, просто ответил, что в нашей семье говорить по русски не разрешается. Запрещено — и всё.
Даже спустя семь лет я всё ежё не знала откуда у мамы такая ненависть к своей родной стране. Но сейчас я стала взрослее и независимей, а тогда…
… тогда же мы дома соблюдали «вооружённый нейтралитет»: мама позволяла мне за своей спиной общаться с Ольгой, я же в ответ на это никогда не употребляла ничего русского при родителях.
Я думаю, они рассчитывали, что наша дружба с Ольгой вскоре сама сойдёт на нет: учеба в школе закончилась, мы разъехались по разным странам, поступили в разные университеты. Ольга готовилась к свадьбе со своим женихом, а я уже начала жить с Джошем…
В итоге, всё вышло немного не так, как запланировали родители, но тут скорее сама жизнь вмешалась в их план, нежели родители допустили какой-то просчёт.
Самое занимательное, что поскольку мой парень работал на моего отца, мы волей — неволей стали куда чаще видеться с моими родителями. Мама, надо отдать ей должное, учила меня как правильно вести себя со своим парнем: к примеру, иногда, в свободный выходной день, Джош собирался к друзьям в тот дом, где он жил до меня вместе с ещё восемью парнями.
Когда мы сняли общую квартиру, у него было очень мало своих вещей — он сказал, что вся мебель и предметы быта покупались вскладчину ещё во времена студенчества, и он не хочет начинать делить кружки и половики с друзьями.
Нам очень повезло, что мои родители помогли нам с деньгами, и нам не пришлось спать на полу, не пришлось есть пластиковыми вилками.
Честно сказать, я спокойно относилась к тому, что он оставил практически все свои вещи в том доме, но я злилась из-за того, что он никогда не брал меня с собой, когда навещал парней — мы даже пару раз с ним поссорились на почве этого.
А когда я в слезах рассказала об этом маме, мама, вместо того, чтобы меня утешить, ещё и поругала меня. Выслушав мою проблему, она объяснила, что я поступаю неправильно: любой мужчина должен иметь время отдыхать от семьи, с друзьями.
— Но папа же нигде не бывает без тебя, — не поняла я. На что мама, улыбнувшись, заметила, что это как раз называется построением семьи.
— Мы уже так много лет живём вместе, что не можем друг без друга. — Мама, поправив кулон на моей шее, мягко улыбнулась. — Если ты будешь очень старательной, то и ты через десять — пятнадцать лет построишь такие же идеальные отношения с Джошем.
И я, воодушевившись примером мамы, старалась.
Мама, теперь часто бывавшая у нас в гостях, учила меня как вести дом: где делать наиболее выгодные покупки,
Я каждый день убилась в квартире (у Джоша была страшная аллергия на собак, а над нами жила соседка с двумя собаками, которые иногда выбегали на балкон), что-то пекла, варила, жарила… Джош считал, что полуфабрикаты и готовая еда — вредны и почти ядовиты.
Затем ещё в лаборатории, где работал Джош, всему персоналу внезапно приказали носить рубашки с галстуками, поэтому к моей домашней работе добавилась ещё и глажка рубашек и строгих офисных брюк.
Но тяжелее всего было по ночам. Ольга, с которой мы тайком переписывались (Джош был совсем не против моего общения со школьной подругой, но не доверял русским и попросил меня не общаться с Ольгой из-за его работы. Я же, понимая, что Ольга никакая не шпионка, тайком звонила ей по мессенжеру, пока он был в лаборатории); так вот, Ольга обожала секс. Попробовав это вскоре после своего возвращения из Англии, она рассказывала, что готова заниматься этим делом всё время, пока есть силы…
— Вначале было, конечно, немного дискомфортно, но потом… — Ольга хихикала и закатывала глаза, заставляя меня чувствовать себя ужасно. Наши ночи с Джошем даже в помине не напоминали то, о чем говорила подружка. Эта была нудная монотонная возня под одеялом, каждый раз заканчивавшаяся одинаково: Джош вылезал из-под одеяла и минут двадцать, а и то и полчаса выбрасывал защиту, заставляя меня чувствовать себя какой-то грязной, если не сказать заразной. И так было раз за разом, ночь за ночью…
Я чувствовала, что происходит что-то не то.
Что я теряю себя в его идеально отстиранных и отглаженных дорогих рубашках; в картофельном пюре, которое я готовлю нам на ужин после занятий; что я словно растворяюсь в окружающем мире на скучных университетских лекциях и в темных одиноких ночах, которые оказывались только чуть живее, когда Джош оставался дома.
С виду всё было просто замечательно, но внутри мне хотелось выть во весь голос от боли и пустоты.
Я не знаю, сколько бы я протянула в таком режиме, если бы не моя русская сестра. Однажды ночью, когда Джош дежурил в лаборатории, я напилась вина и позвонила Ольге… Ей хватило двадцати минут, чтобы убедить меня бросить всё в Англии и прилететь к ней в Санкт-Петербург.
Глава 2
Не знаю, как моей подружке это удалось (Ольга пошутила, что её жених немного волшебник), но уже спустя всего пару часов мне была открыта российская виза.
Важное уточнение — спустя пару ночных часов.
Как только я отдала свой паспорт курьеру из российского посольства, я принялась спешно собираться, отчетливо понимая, что никогда больше не вернусь в эту квартиру.
Я собрала чемодан, упаковала вещи, которые оставляла здесь, но которые хотела сохранить для себя в дальнейшем, купила билет, и даже успела приготовить Джошу завтрак, какой он любил: медленно томлёную в духовке овсянку с сухофруктами. Сама я эту кашу ненавидела — из-за этой каши мне каждое утро приходилось вставать на полчаса, а то и на час раньше. Я не понимала, чем Джоша не устаивает обычная овсянка, зачем кашу готовить в духовке, но он всегда жутко обижался, когда я готовила на завтрак что-то другое.