Личная жизнь адвоката
Шрифт:
– Дарил он что-нибудь Бирюкову?
– Нет, конечно. Бред какой-то! С чего он должен был ему что-то дарить?
– Вам виднее, – бросил сыщик, не переставая печатать. – Наносили вы или Бирюков телесные повреждения Винницкому?
В памяти вспыхнули, как неоновая вывеска, слова Жорика: «Он там кровью умывается».
– Нет, мы не били его.
– Совсем?
– Абсолютно.
– Откуда у вас взялось кольцо с бриллиантом?
Вопросы следовали один за другим. Дубровская еле успевала следить за ходом допроса. Ее беспокоила большая стрелка на настенных часах. Она неумолимо двигалась по кругу, показывая,
– Как вы можете объяснить, что у Винницких была разбита напольная ваза?
– Вы собираетесь поставить мне это в вину? – возмутилась Ева. – А может, вам стоит пересчитать количество ложек и вилок у них в буфете? Вдруг я стянула парочку?
– Не дерзите, Вострецова. Если нужно, пересчитаю и ложки, – отвечал следователь. – Вопрос я задаю вам не из собственного интереса. Мы осматривали место происшествия, гостиную Винницких. Так вот порядок там был нарушен. Журнальный столик сдвинут в сторону. Бутылка коньяка опрокинута. Ваза разбита. Вы можете как-нибудь объяснить это? Вы ведь говорите мне исключительно о мирном характере вашей встречи.
– Я не знаю. Этого не могло быть!
– Вы все увидите в свое время. Мы сделали снимки.
Ева умоляюще взглянула на Дубровскую. Но та вряд ли могла ей сейчас чем-то помочь. Большая часть из того, о чем говорил следователь, была для нее новостью. Кроме того, адвокат как-то странно ерзала на своем месте, словно ей не терпелось куда-то немедленно убежать.
– Вы пили до того, как явились к Винницкому?
– Я?! Немного… Чуть-чуть…
– Бирюков пил?
– Он тоже чуть-чуть… Мы вместе…
– Что вы пили?
– Кажется, портвейн.
Боже мой! Куда она попала! Дубровская смотрела то на часы, то на пунцовую Еву. Она ругала себя за то, что легкомысленно позволила втянуть себя в эту защиту. Ведь речь шла только о кратком визите к следователю, с целью успокоить Лиду и узнать, что к чему. Если бы Лиза знала, что на сегодня запланировано предъявление обвинения и допрос, она подготовилась бы к этому основательно: встретилась бы с Евой, тщательно разработала бы линию защиты, проинструктировала бы ее насчет провокационных вопросов следователя. Хотя о чем она говорит? Где бы она взяла на это время? Ольга Сергеевна, должно быть, сейчас извергает дым и пламя, на все лады ругая легкомысленную невестку, подкинувшую ей малышей.
– Адвокат, вы собираетесь читать протокол? – вывел ее из размышлений голос следователя.
– Разумеется, – сказала она, обрадовавшись тому, что дело, похоже, шло к концу.
Следователь распечатал протокол и передал ей еще теплые листы. Она начала читать, стараясь отключиться от мыслей о доме и детях. Это было нелегко, поскольку ее живот, под кофточкой из шифона, стал влажным и липким от молока. Хорошо бы еще тонкая материя не льнула к телу. Будет неловко, если это заметят присутствующие. Хотя они могут подумать, что она просто потеет. В кабинете не было кондиционера, а открытое настежь окно впускало лишь нагретый солнцем воздух.
Прочитанные листы она передавала Еве. Та читала медленно, словно с трудом разбирая слова. Дубровской хотелось поторопить ее,
– Я не буду подписывать эту муру! – вдруг воскликнула Ева.
– Почему? – в два голоса воскликнули сыщик и адвокат.
– Потому, что вы фабрикуете против меня дело. Я не собираюсь вам в этом помогать!
– Но я думала, что ты даешь показания добровольно, – произнесла Лиза, с трудом сохраняя самообладание. Стрелки неуклонно бежали по кругу. – Ты могла отказаться от дачи показаний, и тебе разъяснили это право. Но ты сама предпочла свидетельствовать. Никто тебя к этому не принуждал.
Следователь с иронией смотрел на Дубровскую. Похоже, адвокат и ее клиентка стоили друг друга. Забавно наблюдать за тем, как они выясняют между собой отношения.
– Ева, твои показания – это прежде всего твоя защита! – упрекнула клиентку Дубровская. – Неужели ты согласна пассивно ждать, видя, что против тебя собирают доказательства? Ты не хочешь защищаться?
– Да, но если я подпишу вот это, – Ева выразительно тряхнула постановлением о привлечении ее в качестве обвиняемой, – все будут считать, что я согласна со всем, что там написано. А я не согласна!
– И правильно! – поддакнула Лиза, моля небеса о том, чтобы ее клиентка проявила уступчивость. – Ты не согласна, и свое отношение к обвинению ты выражаешь в протоколе допроса, рассказывая о том, как все было на самом деле.
– Ну, я не знаю… – недовольно произнесла Ева. У нее была бездна времени и ни малейшего желания возвращаться в тесную душную камеру.
– Зато я знаю, – сказала Дубровская, решительно беря инициативу в свои руки. Еще немного, и ей придется просить банку и сцеживать туда молоко. – Если ты откажешься от подписи, следователь этот факт отразит в протоколе, и чуда все равно не произойдет. Подписывать или не подписывать – это твое право. Делай как хочешь. Я бы на твоем месте подписала.
– Да. Но только вы на своем месте! – с укоризной бросила Ева.
– Да, но только я являюсь адвокатом и имею право давать тебе советы. Следовать или не следовать им – твое дело. Я же не призываю тебя признать вину, которую ты за собой не чувствуешь. Именно я попросила указать в протоколе то, что ты вину не признаешь. Ты не забыла?
– Нет. Значит, думаете, стоит подписать?
– Конечно.
– А что будет, если я не подпишу?
Дубровская вздохнула и пустилась в долгие объяснения. Для пущей достоверности она показала Еве статью в процессуальном кодексе, после чего устало смахнула с лица челку. Следователь демонстрировал полное безразличие. Он пускал кольца дыма в открытое окно, но запах сигарет уже давно наполнил кабинет. У Дубровской разболелась голова.
Ева неохотно, словно делая адвокату одолжение, подписала протокол…
Когда Дубровская вышла на крыльцо следственного комитета, было что-то около шести. Улицы были заполнены транспортом. После рабочего дня люди спешили по домам или за город. По всей видимости, домой Лиза могла попасть не скоро. А ведь рядом с ней была еще измученная ожиданием Лида, у которой имелся миллион вопросов.
– Мне нужно домой, – решительно проговорила Дубровская. – Если хотите, поговорим по дороге.