Личная жизнь адвоката
Шрифт:
Ева не понравилась ему сразу. В ней не было ничего от той девушки, с которой он провел ночь: ни кроткой улыбки, ни белокурых волос, ни голоса, напоминающего нежную мелодию. Он увидел рыжую дьяволицу с хищным разрезом глаз и веснушками на лице. У нее была соблазнительная фигура, но излишек чувственности Василия больше пугал, чем привлекал. Ему трудно было признаться самому себе, что женщины подобного рода внушают ему безотчетный страх. Держалась Ева слишком свободно для особы, попавшей в заключение
– Кто это? – спросила она, едва перешагнув порог кабинета. Ее брови стрелами сошлись на переносице. Яркие зеленые, как показалось Василию, бесстыжие глаза сфокусировались на щуплой фигуре защитника. – Мне сказали, что меня вызывает адвокат.
– Так и есть, милая, – отозвался следователь. – Это ваш адвокат… Еще один. Как я понимаю, теперь у вас будет коллективная защита. Где, интересно, ваши родственники находят деньги? – в его голосе звучала ирония.
– Но Дубровская мне обещала опытного защитника, – заявила девица, беззастенчиво рассматривая Кротова с головы до ног и, должно быть, оценивая его профессиональные качества по внешнему виду. Было заметно, что представленный товар ее не устраивает.
Следователь был с ней в этом вопросе солидарен. Зная материальное положение матери Евы, он не сомневался, что адвокатов она приобрела по оптовой цене на распродаже. Дубровская и этот очкарик стоили друг друга.
– Я – квалифицированный адвокат! – подал голос Василий. – Между прочим, я – кандидат юридических наук.
Он умолчал, правда, что это было одно из его первых дел. Занимаясь усиленно научной работой, он успевал читать лекции студентам. В академии он был на хорошем счету. Проблемы были только с практикой. Но Василий полагал, что это ерунда. Если у него хватило ума защитить диссертацию, то защитить какую-то там рыжую девицу, без царя в голове, он подавно сумеет.
После того, как следователь оставил их наедине, они еще долго изучали друг друга. Каждый сделал для себя неутешительные выводы.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Ева.
– Меня зовут Василием Ивановичем, – поправил ее Кротов, возводя между ними невидимый барьер. Он не выносил фамильярности. – Мне двадцать восемь лет.
Ответ удивил Еву. Она цокнула языком.
– Я пришел обсудить концепцию защиты, – произнес он, вынимая из огромного портфеля блокнот. – Вы готовы сообщить мне основные тезисы?
– Даже не знаю, с чего начать, – честно ответила Ева, на которую научный подход к делу произвел впечатление.
Она начала свое повествование, которое со стороны казалось долгим и пресным, лишенным эмоций. Пересказывая историю рокового вечера большое количество раз, Ева потеряла ощущение реальности происшедшего. Все это больше напоминало любимую страшную сказку, которую часто читают ребенку на ночь. Поначалу от одного упоминания имени Артема у Евы закипали на глазах слезы, теперь же она произносила его автоматически, как будто слова потеряли над ней свою власть.
История показалась Василию
– Я так понимаю, что вы не собираетесь способствовать установлению истины, – сказал он, как только Ева закончила рассказ. – Если вы жаждете справедливости, вы должны рассказать мне все.
Ева не жаждала справедливости. Она просто хотела домой.
– Я вам уже рассказала все, что хотела, – обозлилась она.
– А сейчас должны рассказать все, что не хотите. Как, по-вашему, я буду осуществлять защиту? Вот вы сказали, что пошли к Винницкому только для того, чтобы поговорить. Как же так получилось, что его нашли мертвым? Откуда взялась черепно-мозговая травма, если никто его не бил?
– Я не знаю, – упорствовала Ева. – Жорик сказал мне: «Он кровью умывается». Я поняла, что он просто стукнул Артема.
– Значит, он стукнул его слишком сильно.
– Не знаю. Меня при этом не было.
– Но вы на что-то рассчитывали, когда тащили этого Жорика с собой в чужой дом? Какова была цель его присутствия рядом с вами?
– Я думала, что он поговорит с Артемом по-мужски.
– По-мужски, это как? – прищурил один глаз Кротов. Из-за этого он стал похож на большого ученого ворона. – Настоящие мужчины выплескивают свои эмоции словесно, говорят аргументированно и спокойно. Оскорбления и физическое воздействие – удел слабых.
– Не знаю, как у вас, а у нас во дворе большой кулак был самым лучшим аргументом, – пробормотала Ева.
– Но это возмутительно! Бить человека, несогласного с вами, – низкий поступок.
Его самого частенько лупили в детстве такие «без тормозов» пацаны, как этот Жорик. Они считали своим долгом дать пинка тихому очкарику, спрятать его портфель, порезать бритвой куртку. Как обидно было ощущать себя слабым и беспомощным! Чувство оскорбленного достоинства ослабло, когда он стал студентом, позже он излечился совсем. Но встреча с наглой Евой живо всколыхнула в нем давно забытые эмоции.
– Вы пришли меня воспитывать или же все-таки защищать? – ощетинилась Ева.
– И то, и другое. О своей воспитательной миссии адвокат не должен забывать! – произнес он, думая о том, что неплохо будет очередную свою научную статью посвятить именно этому вопросу. – Но мы немного отошли от дела. Как у вашего друга оказалось кольцо?
– Я не знаю.
– Может, сказать проще: вы передали его Бирюкову за маленькую услугу – «поговорить по-мужски с Винницким»?
– Вы говорите сейчас, как следователь.