Личное дело
Шрифт:
Действительно, после войны Сталинград производил ужасное впечатление, не было ни одного уцелевшего дома, сплошные руины. Однако на смену лозунга «Мы отстоим тебя, родной Сталинград» пришел другой лозунг «Мы восстановим тебя, родной Сталинград». Сталинград за короткие сроки был отстроен.
В 1949–1950 годах из руин возник новый город, он стал еще краше, лишь отдельные дома и кварталы напоминали о войне. Они были оставлены в таком состоянии, в котором находились после освобождения.
Мир удивился героизму сталинградцев и восхищался ими, когда перед ним предстал отстроенный заново город. Правда, и защищать, и восстанавливать Сталинград
Нещадный поток критики обрушился на Ленина, как будто он до наших дней являлся лидером партии, главой государства или правительства и несет ответственность за все происходящее в настоящее время. Учение Ленина, а также Маркса, как верно писал академик Румянцев, имеет диалектический характер, оно развивается во времени, несет в себе эпохальное значение в том понимании, что оно создавалось и предназначалось для определенного исторического периода. В последующем не время должно приспосабливаться к этому учению, а учение ко времени, к условиям и обстоятельствам. И не более того! Во всем остальном наследие Маркса, Ленина может учитываться, в какой-то мере преломляться, использоваться как связующее между историческими этапами, как составное интеллекта, знаний, но ни в коем случае не быть ответственным за наши сегодняшние дела.
Не пора ли понять это и прекратить глумление над социализмом?! Ведь мы издевались над социализмом, а не он над нами. Не было серьезной попытки раскрыть, развить его возможности. Самое страшное — не допускалось оппонирования социализму в лице других научных подходов и систем. Поэтому наш социализм не оттачивался, не приспосабливался к условиям, окружающим его, он был тепличным. Человечество идет к социализму как к закономерно возникшей идее. Однако идея и способ ее реализации, находясь во внутреннем единстве, — разные категории.
В последние годы нахождения у власти Брежнева и за короткое время правления Черненко страна, все наше общество переживали состояние какого-то оцепенения. Свежие мысли, соображения гасли, не успев дать всходы, качественных изменений происходило мало. Люди привыкли к социализму, о другом строе не мыслили, минимально необходимое получали, при этом какая-то часть населения могла особенно и не утруждать себя работой и заботами.
И все же резервы дисциплины и ответственности, веры и надежды в советскую власть имели достаточный запас прочности. Общество таило в себе огромный потенциал созидания, желания и готовности распрямиться и пойти вперед, но ради идеи стоящей, сильной, привлекательной.
Март 1985 года пришел как будто бы неожиданно, хотя все видели и понимали неизбежность прихода свежего лидера, а вместе с ним перемен, наступления чего-то нового в жизни. Что за перемены, каким должно быть новое, никто толком себе не представлял.
Так повелось, что все происходящее в увязке с человеком, лидером, а он однозначно не просматривался. Правда, в декабре 1984 года Горбачев, выступая перед студентами в МГУ, говорил о потребности нашего общества в демократическом развитии, новых подходах к решению социальноэкономических проблем, критически, но еще робко и весьма завуалированно оценивая состояние дел в стране. Насколько подобная речь отдавала новизной, понять было трудно, поэтому, как и прежде, к этим заявлениям отнеслись хоть и с интересом, но вместе с тем с известной долей недоверия и даже скептицизма.
И все же избрание Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС было встречено с одобрением: тут и интерес,
Но, пожалуй, примечательно другое. Прорыв молодого лидера стал возможен благодаря решительной поддержке представителя старшего поколения руководителей — А. А. Громыко, человека бесспорно мудрого, опытного, способного правильно ориентироваться в критические моменты.
Мне известно, что, когда началось обсуждение кандидатуры на пост лидера партии, Громыко первым назвал Горбачева. Он начал с того, что хватит играть в игры, что среди руководства есть молодой, энергичный человек и надо выбирать его. Позиция Громыко предопределила ход обсуждения, его поддержали другие, вопрос был решен.
Известно мне и другое. Вскоре Громыко стал высказывать сожаление по поводу сделанного им выбора и внесенного предложения об избрании Горбачева на пост лидера партии. В конце своей жизни он уже громко сетовал по этому поводу, считал, что крупно ошибся, обманулся в Горбачеве. Чувствовал себя виноватым в том, что из-за человека, которого он предложил и на кандидатуре которого настоял, в стране начались процессы, опасные для нашего государства и общества.
В январе 1988 года указом Президиума Верховного Совета СССР мне было присвоено воинское звание генерала армии. Указ был подписан Председателем Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко. Андрей Андреевич позвонил мне и тепло поздравил.
Состоялся необычно откровенный разговор, учитывая сдержанный характер Громыко. Вспомнили Андропова, Устинова. Андрей Андреевич заметил, что в их лице он потерял друзей-единомышленников. Особенно высоко отозвался о Юрии Владимировиче.
По ходу разговора Громыко обронил фразу, что ему, видимо, придется уходить на пенсию, но на душе неспокойно. «Боюсь за судьбу государства. В 1985 году после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня. Может быть, это было моей ошибкой», — заключил он.
Я внимательно слушал, понимая, что не все в стране идет гладко.
«Яковлев и Шеварднадзе — не те люди, куда зайдут они вместе с Горбачевым?» — несколько неожиданно для меня сказал Громыко.
Я ответил, что многое действительно настораживает, но пока еще можно поправить положение.
В ответ, как мне показалось, полные тревоги слова: «Кто и как это может сделать?»
Такие опасения можно было услышать от разных лиц все чаще и чаще. Отдельные негативные высказывания о Горбачеве со временем обретали новое качество, отражали его полное неприятие.
Отношения между Горбачевым и Громыко тоже становились все более натянутыми, и вскоре наступил момент, когда Горбачев всем своим видом стал показывать, что не может дальше работать с ним.
Каждое предупреждение Громыко о том, что то или иное решение может привести к крайне нежелательным последствиям для Советского государства, воспринималось Горбачевым болезненно, в штыки. Он стал раздражать Горбачева.
Многие видели это и поэтому считали служебную карьеру Громыко законченной. Время играло не на Андрея Андреевича, его жизнь и служебная деятельность были в прошлом, к будущему, тем более горбачевскому, он имел мало отношения. Историей и обстоятельствами спор между Горбачевым и Громыко был предрешен.