Личные мемуары Е. П. Блаватской
Шрифт:
На следующий вечер к г-же Блаватской пришел новый дух – Хасан Ага. Это был богатый торговец из Тифлиса, которого она хорошо знала. Он увлекался черной магией и иногда оказывал помощь своим знакомым, угадывая их будущее с помощью комплекта чудодейственных камней, которые он по дорогой цене получил из Аравии. Одежда Хасана состояла из длинного желтого сюртука, турецких шаровар, бешмета и черной каракулевой шапки-папахи, покрытой нарядным башлыком, разукрашенные концы которого были переброшены через плечи».
Е.П.Б. говорила о нем так: «Второй был старым человеком малого роста. Одет он был как персидский торговец. Его одежда была полностью национальной, вплоть до
Третьим был огромного роста мужчина в великолепном курдистанском военном облачении. Он не говорил, но кланялся по восточному обычаю, поднимал свой разукрашенный яркими перьями меч и помахивал им. Я сразу узнала его. Это был Сафар Али-Бек, вождь племени курдов, который всегда провожал меня в моих поездках верхом по Армении в районе горы Арарат. Однажды он спас мне жизнь. Он склонился к земле, как бы поднимая горсть песка, и затем развеял его, после чего прижал руку к груди, – жест, который встречается только у племени Курдистана.
Четвертый был черкесом. Можно было подумать, что я нахожусь в Тифлисе, – так безукоризнена была его одежда «нукера». «Нукер» – это человек, который бежит или впереди седока, или позади его. Он говорил, но больше поправлял мои слова, которые я произнесла неправильно. Когда я вновь их повторила, он, улыбаясь, поклонился и на чистейшем татарском «гутурали» сказал слова, которые так знакомо звучат в моих ушах: «Чок якши» («хорошо») и ушел.
Пятой показалась старая женщина в русском платке. Она сказала мне по-русски, называя меня ласкательным именем, как она это делала во время моего детства. Я узнала служившую в нашей семье няню моей сестры.
Шестым появился огромный сильный негр. На голове его была удивительная величественная прическа – какое-то подобие рогов из волос, перевязанных чем-то белым или желтым. Вид его мне показался знакомым, но я не могла припомнить, где я его видела. Тогда он произвел несколько быстрых движений, и эта мимика помогла мне его узнать. Это был колдун из Центральной Африки. Он широко улыбнулся и исчез.
Седьмым появился высокий седой господин, одетый в черный сюртук. На шее его, на красной ленте с двумя черными полосками, висел орден Св. Анны. Мне показалось, что это мой отец, хотя он был намного стройнее. С волнением я заговорила с ним по-английски, спросив: «Вы мой отец?» Он отрицательно покачал головой и ответил, как любой смертный, на русском языке: «Нет, я твой дядя». Все присутствовавшие услышали это и запомнили слово «дядя».»
Блаватская не узнала всех духов, появившихся перед ними. Полковник Олькотт говорил: «Среди наиболее замечательных существ, появившихся тогда перед нами, был один, который мог быть индийским кули или арабским атлетом. Он был моего роста, темнокожий, живой, худощавый. Рисовавший его художник сказал: „Он произвел на меня гораздо большее впечатление, чем другие духи. Я и сейчас его представляю перед собой: тонкий, только кости и мускулы, гибкий, как мошка. Одежда – плотный прилегающий к телу камзол, по-видимому хлопчатобумажный; кальсоны засунуты в ботинки, вверху перевязаны широким матерчатым поясом. На голове красный платок. Он подошел к г-же Блаватской, но она его не узнала…“
Е.П.Б. говорила: «Эти, так называемые „духи“, которых я видела и узнала у Эдди, в том числе и мой
Также и с материализованной формой моего дяди. Я сама создала его своей мыслью, не говоря об этом никому. Это была как бы пустая форма моего дяди, которую я представила себе и создала из астрального тела медиума. Я знала, что Вилли Эдди был гениальным медиумом, и феномен получился очень удачным.
Кратко говоря, во время моего пребывания в Америке я могла вступить так в общение с теми, кого мне хотелось видеть. Только в снах и личных моих видениях у меня был настоящий контакт с моими кровными родными и с теми друзьями, с которыми у меня была взаимная духовная любовь. По причине психо-магнетической, которую здесь в кратких словах объяснить невозможно, эти духовные сущности людей, которые нас любили, за очень небольшим числом исключений, к нам не приближаются. Им это не нужно, потому, что если они не полностью преданы злу, то находятся в девачане в том радостном состоянии, в котором они духовно соприкасаются со всеми и со всем, что они любили. В тех оболочках, которые отделились от их высших принципов, нет уже ничего общего с ними. Эти скорлупы стремятся не к своим родственникам и друзьям, а скорее к тем, кто родственен им по своей низшей природе. Так скорлупа пьяницы устремляется к пьянице или к тому, в ком этот порок находится в еще спящем состоянии. В последнем случае она развивает в нем эту страсть, используя его органы, чтобы утолить свою жажду. Скорлупа человека, умершего исполненным сексуальной страсти, будет стремиться к их удовлетворению и т. д.». [20, с.103, 104]
«Само собой разумеется, что-то, что неотвратимо нас притягивает на земле, на ней и остается и не может следовать за душой и духом – этим высшим принципом человека. С ужасом и отвращением я часто наблюдала, как такая ожившая тень отделялась от медиума, как отделившись от его астрального тела, она воплощалась в тело другого, родственного по переживаниям человека. А этот другой, придя в восхищение, широко раскрывает свои объятья такой тени, убежденный, что это его дорогой отец или брат, восставший из тлена, чтобы убедить его в вечной жизни… Ах, если бы они знали правду, если бы они верили! Если бы только они могли увидеть, как это часто видела я, как такая бестелесная сущность овладевает кем-то из присутствующих на спиритическом сеансе. Она окутывает человека как бы черным покрывалом и затем медленно исчезает в нем, как если бы поры этого человека всосали ее». [19, февраль, 1895]
В одном из писем к своим родным Блаватская резюмирует свои наблюдения у Эдди: «Таким или иным способом мы создаем подобия тел умерших наших близких… Я с определенной целью посетила однажды семью одного сильного медиума, жившую вблизи Эдди, наблюдала его целых две недели и проделала эксперименты, которые я, конечно, не разглашала. Я наблюдала эти бездушные тела, земные, телесные тени тех, души и дух которых по большей части уже давно их оставили, но скорбь живущих заставляла ушедших поддерживать свои полуматериальные тени. Такие тени сотнями толпились у медиумов и их посетителей.