Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря
Шрифт:
– Неужели вы робеете, милый герцог? Разве вы не помните, что я обещала доставить вас домой невредимым?
Во рвах закипела работа. Солдаты противника высыпали на стены и обрушили на нас град камней. Один англичанин исполинского роста причинял нам больший урон, чем целая дюжина его собратьев: он оказывался каждый раз в том месте, где мы надеялись взобраться, и бросал в нас огромные и крайне неприятные камни, которые давили людей и рушили лестницы, - и при этом каждый раз хохотал до упаду. Но герцог скоро покончил
– Ну-ка, поупражняйся в меткости - убей вон того дьявола.
Жан убил его с первого выстрела. Он угодил англичанину в грудь, и тот свалился за стену.
Противник оборонялся так искусно и упорно, что наши люди усомнились в себе и приуныли. Видя это, Жанна издала свой воодушевляющий клич и сама спустилась в ров. Карлик помогал ей, а Паладин со знаменем храбро следовал за ней. Она стала подыматься по лестнице, как вдруг большой камень ударился об ее шлем, и она упала на землю, оглушенная. Но только на минуту. Карлик тотчас помог ей подняться, и она вновь устремилась вверх по лестнице, крича:
– На приступ, друзья, на приступ! Враг в наших руках! Час настал!
Все ринулись вперед с яростными криками и усеяли крепостной вал, точно муравьи. Гарнизон обратился в бегство, мы его преследовали. Жаржо был наш!
Граф Суффольк оказался окруженным; герцог Алансонский и Дюнуа потребовали, чтобы он сдался. Но это был гордый отпрыск гордого, знатного рода: он отказался отдать шпагу кому-либо, кроме главнокомандующего:
– Лучше умереть! Я сдамся одной только Орлеанской Деве и никому другому.
Так он и сделал; и она обошлась с ним учтиво и приветливо.
Братья графа шаг за шагом отступали к мосту, а мы теснили их отряд и многих уложили на месте. Кровопролитный бой продолжался и на мосту. Александр де ла Поль не то упал, не то был сброшен с моста и утонул. Англичане потеряли тысячу сто человек; Джон де ла Поль решил, что дольше сражаться бесполезно. Но он был почти так же горд и разборчив, как его брат Суффольк, и не всякому соглашался сдаваться. Ближайшим к нему французским офицером оказался Гийом Рено. Сэр Джон спросил его:
– Вы дворянин?
– Да.
– Рыцарь?
– Нет.
Тогда сэр Джон тут же, на мосту, посреди кровопролитного боя, с чисто английским хладнокровием посвятил его в рыцари, ударив плашмя мечом по плечу; а потом отвесил глубокий поклон, взял свой меч за острие, а рукоять вложил в руку Рено - в знак того, что сдается. Да, гордая порода были эти де ла Поли!
То был великий и памятный день, поистине блестящая победа! Мы захватили множество пленных, но Жанна не позволила причинить им никакого вреда. Мы взяли их с собой и на следующий день вступили в Орлеан, как всегда подымая на своем пути бурю восторга.
Обожание принимало новые формы. Новобранцы теснились к нам со
Глава XXVIII. Жанна предсказывает свою судьбу
Солдаты нуждались в отдыхе. На это им дали два дня.
Утром четырнадцатого я писал под диктовку Жанны в маленькой комнате, куда она иной раз уединялась от докучных чиновников. К нам вошла Катрин Буше, села и сказала:
– Жанна, милая, можно поговорить с тобой?
– Конечно, можно; я буду этому рада. О чем ты хочешь говорить?
– А вот о чем. Прошлую ночь я никак не могла уснуть - все думала об опасностях, которым ты подвергаешься. Паладин рассказал мне, как ты велела герцогу посторониться, когда вокруг летали ядра, и тем спасла ему жизнь.
– И правильно сделала, а разве нет?
– О да! Но сама ты не посторонилась. Зачем ты так делаешь? Зачем без нужды рискуешь жизнью?
– Я не рисковала. Мне не грозила никакая опасность.
– Как можно говорить это, Жанна, когда вокруг тебя летали смертоносные ядра?
Жанна засмеялась и заговорила о другом, но Катрин была настойчива. Она сказала:
– Ну конечно же, опасность была. И разве так уж необходимо было там стоять? А потом - ты опять сама повела солдат на приступ. Это называется искушать судьбу, Жанна. Я хочу взять с тебя обещание. Обещай, что кто-нибудь другой будет водить солдат в атаку, - если уж нельзя обойтись без атак, - а ты будешь немножко больше беречь себя в этих ужасных боях. Обещаешь?
Но Жанна уклонилась от такого обещания и не дала его. Огорченная Катрин помолчала немного, а потом сказала:
– Жанна, неужели ты всегда будешь воевать? Боже, как долго тянутся эти войны! Должно быть, им никогда не будет конца!
Глаза Жанны радостно блеснули, и она ответила:
– Еще четыре дня - и самое тяжелое в этой кампании будет позади. Дальше пойдет легче, и крови будет литься меньше. Да, через четыре дня Франция одержит новую победу, не меньшую, чем под Орлеаном, и сделает еще один большой шаг к свободе.
Катрин была поражена, и я тоже; она долго смотрела на Жанну, как зачарованная, и шептала: "Четыре дня! четыре дня!" Наконец она спросила, тихо и благоговейно:
– Скажи мне, Жанна, откуда ты это знаешь? Ведь ты знаешь наверное, - я чувствую это.
– Да, - сказала задумчиво Жанна.
– Да, я знаю. Я одержу победу, и еще одну победу. А на исходе четвертого дня нанесу врагу еще удар.
– Она умолкла. Мы тоже стихли, изумленные ее словами. Так длилось целую минуту. Она потупила взгляд, и губы ее шевелились, но слов не было слышно. Потом мы расслышали слова:- От этого удара английская власть во Франции так пошатнется, что им не восстановить ее и за тысячу лет.