Личный дневник моей фиктивной жены
Шрифт:
— Ты рехнулся?
— Я при исполнении, не забывай, а то впаяю тебе административку за оскорбление.
— Да иди ты. Ты приходишь и буднично мне говоришь, что нашли тело…что Ника утонула…погибла.
— А как надо было? Спросить у тебя разрешения принести плохую весть? Или ты ожидал, что я радостно сообщу о воскрешении Вероники.
— Не знаю. Но ты… Разве тебя не… — Я осекся и не договорил, чуть не сказал, что Лёвушкина самого и подозревают в совершении преступлений.
— Что я? Чего мне? Тебя тут перекачали
Я настороженно посмотрел на Ларри, не веря своим ушам и ища подвох. Я-то был уверен, что Иллариона в его отделе подозревают после разговора с Настенькой. Но Илларион выглядел спокойно и уверенно, ни один нерв не дрогнул.
— А вы что вместе?
— Алекс, чем тебя здесь поят, что ты ни черта не соображаешь? И я, и Анастасия, и Милена Антоновна работаем в одном отделе и совместно расследуем твоё дело.
— Да. Но. Нет.
— Эко тебя прёт, дружище. Мы там вышли на одного нашего опера Серпухова, пока ведём его. Каким боком он к тебе относится, пытаемся выяснить.
— Я знаю Серпухова Казимира Ивановича.
— Так я о нём и толкую. Тоже мне Казимир Малевич, нарисовал, наследил — не сотрёшь. Прикинь, отца-то его просто Иваном звали, а как он сына назвал…выпендрился.
— Казимир — приличный человек, раскрыл дело моего друга, нашёл виновных.
— С виду многие приличные. А как порой маньяки положительно выглядят и благочестиво себя ведут в обществе.
Мне нечем было крыть, я начал сомневаться в собственных подозрениях и правильности выводов после общения с Анастасией и Миленой Антоновной. Мне казалось, что они чуть ли не прямым текстом говорили о причастности Иллариона. Но он или лукавил и умело уводил меня в другую сторону, или действительно не имел никакого отношения к моему мстителю.
— Тело сильно обезображено?
— Да нормально, как тело любого утопленника.
Меня затошнило, в глазах потемнело, и я попросил позвать врача.
Сквозь приглушенную пелену я слышал обрывки фраз, мужчина и женщина говорили на повышенных тонах. Я не разобрал сначала всего, о чём они спорили, понял лишь, что речь шла обо мне. А потом вернулся слух.
— Ты в своём уме? Его ранили, он в больнице лежит в слабом состоянии. А ты ему про опознание тела заявляешь?
— Это — моя работа, Милена! А все сантименты оставьте в вашем женском отделе, будьте любезны.
— Товарищи, пожалуйста не ругайтесь, не напрягайте мой слух. — Я подал признаки жизни, но эти двое продолжали выяснять отношения между собой.
— Вот видишь, он живее всех живых. Навели панику.
— Илларион, ты безосновательно рисковал жизнью человека и ни с кем не согласовал свои действия.
— А я тебе что ли должен был отчитаться? Ты больше ничего не хочешь?
— Хочу и требую, майор Лёвушкин, чтобы ты работал по Уставу и не забывался.
—
— Извините, Алексей, мы погорячились слегка. — Милена Антоновна с укоризной взглянула на Иллариона.
— За тебя тут хлопочут, не дают обижать и пугать как маленького мальчика. Чёрт с вами! Проведём опознание, когда ты придёшь в себя.
— Мне, конечно, ещё не хорошо. Но я готов.
— К чему вы готовы, Алексей Владимирович? Ваш организм слаб, вы посмотрите, перенервничаете, а мы будем виноватыми, что вас довели.
— Вы правы, Милена Антоновна. Однако, и затягивать тоже не хорошо. Вам дело закрыть надо.
— А от того, что вы похороните свою супругу, мы дело и не раскроем, и не закроем, пока мстителя вашего не найдём.
— Илларион, а чего ты меня тогда торопил?
— Ничего. Процедура такая. Развели детский сад. — Лёвушкин чертыхнулся и вышел из палаты.
Милена Антоновна осталась со мной. Она выглядела невозмутимой, холодной и твёрдой. Я надеялся получить от неё вразумительный ответ на свой немой вопрос: «Какого чёрта опять происходит?».
— Не смотрите на меня с ожиданием. Мне нечего вам сказать.
— Значит, Казимир Иванович. И чем я ему не угодил?
— Прошу, не испытывайте. И без вас тошно. Эта операция — дело моей жизни, на кону стоит слишком много. Я должна поймать вашего мстителя, но безрезультатно хожу по кругу. — Милена поджала губы и отвела взгляд в сторону.
— Именно. И я хожу по кругу, бегаю как загнанная лошадь.
— Вы всего месяц барахтаетесь, а я, знаете ли, поболее вашего буду.
— Неужели он никак себя не проявил? Сколько вы занимаетесь расследованием?
— С тех пор, как к вам устроили на работу Настеньку. — Я мысленно посчитал срок и присвистнул.
— Да он давно на меня зуб точит, мог укокошить запросто — делов-то, чего медлил?
— У него своя тактика. Он присматривался к вам, изучал круг вашего общения, внедрялся, изучал вашу жизнь, и постепенно вошёл в неё, планомерно пытаясь разрушить.
— Какой выдающийся стратег! А теперь что? Я — один, в больнице, остался ни с чем.
— Вы видели его, ему сейчас хорошо.
— Кого его? Казимира Ивановича?
— Алексей, вы издеваетесь?
— Нет, но я хочу услышать по буквам членораздельно, мой мститель — Илларион?
Дверь палаты распахнулась, и из-за неё показался улыбающийся Лёвушкин с сэндвичем в одной руке и пластиковым стаканчиком с кофе в другой.
— Что это вы меня всуе вспоминаете, дамы и господа? — Илларион с аппетитом жевал сэндвич, прихлёбывая кофе.
— Да спор у нас вышел.
— Мммм… Готов разрешить ваш спор. В чём вопрос?
— Никак не определимся, кто мне мстит: Казимир или ты? — Майор поперхнулся, чуть не расплескал кофе, у него покраснели глаза, но он продолжил непринужденно улыбаться.