Личный дневник моей фиктивной жены
Шрифт:
— Алексей Владимирович, вы приехали? Чудно, я не заставлю вас долго ждать, сейчас переоденусь, и можем направиться, куда вы пожелаете.
— Что же тут чудного? Я не должен тебя видеть в свадебном платье до свадьбы. И что за официоз, Ника? Давай общаться на ты, нам завтра перед гостями придётся убедительно изображать влюблённых.
— У нас с вами фиктивный брак, и нам ни к чему обращать внимание на дремучие приметы. И я как раз смогу показать, что в тебя влюблена, а вот ты вряд ли. — Ника схватилась за стену.
— Вероника, тебе плохо?
— Алёша, сынок, что у вас происходит? — Маман вышла из зала с иголкой и ниткой в руках, переводя
— Это я должен спросить, что у вас тут происходит? Ты погляди на неё. Почему она в таком состоянии? — Мама встревоженно захлопала глазами.
— Никуша, доченька, что случилось? Платье туго ушили, давай посвободнее сделаем? Я как раз шла за тобой, нам надо низ малость обмести. — Мама встревоженно захлопала глазами.
Но Ника молчала в ответ, закрыв глаза и прислонившись к стене. Я слегка коснулся плеча Вероники, и любимая без сознания упала мне прямо в руки. Вероника не приходила в себя, у неё поднялась температура, и мы вызвали скорую. Те привели мою будущую супругу в чувства, сказали, что «невеста переволновалась перед свадьбой», вкололи ей успокоительное и что-то от температуры и уехали. В тот момент я впервые, кажется, почувствовал, как Ника мне нравится, и испугался за неё. Она продолжала лежать безжизненно в зале на мамином диване…бледная, горячая. Но свадьба на следующий день у нас состоялась, празднование прошло на высшем уровне, Вероника блистала, влюбляя в себя всех моих партнёров и друзей, и…меня.
В памяти всплыло и другое воспоминание — самое важное.
На улице стемнело, фонари еле работали, в одном противно потрескивала лампа. Я брёл уставший после разгрузки вагонов, рассекая ногами разлившиеся, грязные, полные осенней разноцветной листвы лужи. Накануне мы повздорили с Тонькой, она в очередной раз доказывала мне, что я — не мужик, рассказывала в красках про каких-то ухажёров своих подруг, которые в пыльных конторках в отличие от меня штаны протирают, особо не напрягаются и при этом деньги лопатой гребут. Я любил Тоню до одури. Матушка верно заметила, что любовь к Тоньке меня ослепила. Я подошёл к своему подъезду и увидел Антонину. Она разговаривала с каким-то типом на серой волге, лица которого мне не было видно, я только слышал его голос. Тоня призывно наклонилась к нему с сигаретой. Тип зажёг спички и прикурил Тоне сигарету, шлёпнул её по попе и попытался запустить ей руку под джинсовую короткую юбку, но она его одёрнула, извиваясь при этом всем телом от удовольствия.
— Валик, мы же договаривались. — Тоня поправила юбку, как бы отстраняясь от своего воздыхателя, но продолжая с ним откровенно кокетничать.
— И куда подевались твои старые договоренности, когда ты ко мне в прошлый раз вернулась?
— Нууу… Это другое дело.
— Моё дело — твоё тело, детка. Ну что ты в нём нашла? Ни кола, ни двора.
— Зато его мамаша терпит меня и молчит, не то что твои родаки.
— Не смеши, Тонька. Ты пади с этим своим, когда спишь, тебе не вздохнуть, не охнуть, мамка его не дай Бог услышит за стенкой.
— Да там и вздыхать особо не от чего, у нас пока ничего такого не было, допуск к телу исключительно через ЗАГС.
— Рыбонька моя, значит, твой цветочек сорвать посчастливилось лишь мне?
— Тебе-тебе. Но смотри, он на мне жениться хочет поскорее.
— Неудивительно. Тонька, за жаркие ночи с тобой любой готов побежать в ЗАГС.
— Ты, видимо, главный бегун? Конечно, получил, что хотел, а теперь только развлекаешься со мной.
— Не зли
— Вот, для тебя я — игрушка, а наши отношения — игра. А у него серьёзные намерения. И вообще: он в семье один в отличие от тебя, мамашу его я потом сбагрю куда-нибудь, не вечно же нам вместе ютиться. И у него что-то вроде наклёвывается. Получится, что я с ним с самого начала, полюбила его нищим, поэтому он будет считать меня благородной, любить до беспамятства и носить на руках.
— Как он тебя называет? Тонька-Зорька? — Тип зычно заржал. — Да ты у нас Тонька-фантазёрка!
— Ну тебя! — Тоня выпустила сексуально кольца дыма, у неё это хорошо получалось. — Точно, останусь с ним.
— Ты его любишь?
— Валик!
— Я девятнадцать лет Валик. Отвечай, любишь?
Антонина не успела ему ответить, потому что заметила меня, как бы я не старался скрыться за деревом у соседнего подъезда.
— Ой.
— Ладно. — Тип повернул голову в моём направлении. — Смотри не пожалей потом, мне тоже порченная девица не нужна.
Я зажмурил глаза. Перед глазами предстала картинка из недавнего сна:
«Алёша, милый, родной, я беременна. Но я не хочу тебя обременять ребёнком, принуждать к семейной жизни. Пелёнки-распашонки, бессонные ночи — ты же выше этого. А я…справлюсь одна. Пожалуйста не ищи меня, прости, я должна уйти. И будь счастлив!»…
И ровно в тот момент, когда за мной вернулась Береслава, меня осенило! Точнее я и раньше склонялся к сей невразумительной, необъяснимой мысли, но меня останавливали переполнявшие вопросы и противоречия. Чтобы удостовериться в собственной догадке, я мысленно «умыл» теперешнюю Береславу, заменил её чёрные стрелки на голубые тени, поменял модную, вызывающую одежду на не менее вызывающую джинсовую мини-юбку на пуговицах, розовые лодочки на высоком каблуке и кожаную косуху поверх приталенной белой в красный горошек блузы из крепдешина, а в завершение представил, как бы Береслава смотрелась с тёмными волосами. Когда она подошла ко мне вплотную и заглянула прямо в глаза, то сомнений уже не осталось.
— Ну здравствуй, Тоня. Смотрю, ты хорошо себя подрихтовала.
— Батюшки, что творится?! У тебя глаза прорезались.
— Что вам надо от меня, от моей семьи?
— Алёша, милый, очнись, у тебя нет семьи, мать твоя давно наладом дышит. А Веронику ты уничтожил сам до нашего появления.
Я бы много чего сказал Тоне в ответ, но за меня ответил голос из недр дома:
— Тонька, мать твою, харе там от себя нести чушь, веди его ко мне.
Моя первая любовь из юности, бывшая помощница по хозяйству и ныне сообщница мстителя Тоня-Береслава изменилась в лице, заторопилась, закрутилась и выдворила меня из комнаты, прихватив дневник Вероники.
Мы спустились по винтовой деревянной светлой лестнице с широкими перилами и оказались в просторной гостиной.
Гостиная чем-то походила на нашу с Вероникой в Слободе, но была обставлена куда богаче и пышнее. С потолка свисала золотая кольцевая люстра в скандинавском стиле с хрусталём, посередине на прямоугольном винтажном бежевом ковре с цветочным орнаментом стоял массивный белый двухэтажный деревянный журнальный столик со стеклянной столешницей и с украшенными мелкой резьбой рамой и ножками. Около столика горделиво растянулся угловой диван в стиле ампир бежевого цвета, декорированный резьбой и камнями и уставленный рядом декоративных подушек золотых с цветом бордо вперемежку.