Личный номер 777
Шрифт:
Вирон неопределенно хмыкнул и перешел к застывшему в ужасе Кратету.
— Доброе утро, дубина! — поприветствовал его сержант.
— Доброе… утро… — Кратет тупо уставился на рукав Вирона.
— Это нашивки, сынок, — услужливо подсказал взводный. — Они означают, что мы служим в космической пехоте Объединенных сил, — продолжал Вирон.
Кратет громко сглотнул и сделал попытку вытянуться еще сильнее.
— А это петлицы. Они говорят, что перед тобой старший сержант. Сможешь повторить, дубина?
Рука Кратета дернулась к карману, но тут
— Так точно… старший… сержант…
По щекам его катились градины пота.
— Ну-ну, ублюдок, — смилостивился Вирон. — По крайней мере, твоя форма в порядке… Из тебя выйдет первоклассный космопех.
Скрипнул щебень. Вирон остановился перед Бруком, а затем смерил его изучающим взглядом. Дыхание сержанта было кислым и затхлым, точно во рту у него что-то давно сдохло и теперь потихоньку разлагалось. «Да уж, — подумал Брук, задерживая дыхание, — кто бы говорил про гигиену». Он дернул головой, когда старший сержант больно потянул его за ухо, заглядывая туда в поисках грязи.
— Чего рожи корчишь, крестьянин? — спросил взводный сержант.
— Никак нет, сержант! — проорал Брук, втайне надеясь оглушить пучеглазого остолопа. Еще в старших классах он начал понимать, что если кто-то старше тебя по возрасту или по положению, это вовсе не означает, что он тебя умнее. Похоже, в армии эта истина была возведена в ранг закона.
— Нет? Что это за «нет»?
— Сержант, рядовой не крестьянин!
Вирон поморщился и отстранился, предоставив Бруку возможность глотнуть немного чистого воздуха.
— А я говорю, что читал твое личное дело, а там сказано, что ты — крестьянин. Решил надо мной подшутить, срань?
— Сержант, рядовой думает, что это ошибка! Рядовой — фермер! — крикнул Брук. В подражание остальным он называл себя в третьем лице, думая, что таким образом его речь будет больше походить на военную.
Страшно вытаращенные глаза старшего сержанта оказались вдруг совсем рядом. Так близко, что они слились в один огромный глаз с двумя налитыми кровью зрачками. Бруку подумалось, что так близко он не видел чужих глаз, даже когда целовался с Мариной. «Я идиот, — сказал он себе. — Бросил колледж ради извращенца, называющего себя инструктором».
Эту привычку думать в минуты крайнего сосредоточенности он приобрел в школе выживания. «Думайте всегда! — учили их. — Будьте любознательны в минуты опасности. Оценивайте цвет, вкус, запах. Размышляйте о любой травинке, какая попадется на глаза. Не теряйте ясности мышления. Страх — это реакция, дающая надежду на спасение; если вы размышляете в минуты опасности, значит, ваши дела не так плохи, как кажется, ибо ничто не заставит человека размышлять о безнадежном». В следующий момент у него заложило уши.
— Думаешь, ты умный, свинья? — завопил Вирон. — Думаешь, если сержант Вирон родом с Гатри, над ним можно шутить? Думаешь, если тебя, мясо, привезли из вонючего захолустья —
— Сержант, я…
— Мыча-а-а-ть!!! Мир-р-р-а!
«Ну и ну! — пронеслось в голове у Брука. — И как это он не оглохнет? Может, таскает с собой беруши?» Страх соседствовал в нем с нарастающим разочарованием. Космический транспорт, голоса в голове, экзотическая планета — такая далекая, что в ее реальность было почти невозможно поверить, — все это сворачивалось в пестрый комок впечатлений и переживаний, и комок этот с каждой минутой становился все туже. Брук был на пороге культурного шока.
И еще этот гортанный акцент, этот хриплый голос… При его звуках Брук чувствовал, как в его душе просыпается необъяснимая ненависть.
Кажется, старший сержант испытывал по отношению к своему подопечному те же чувства.
Внезапно Вирон успокоился, сдвинул кепи на затылок и спросил с такой нежной улыбкой, какой не увидишь и у мамаши, кормящей грудное чадо:
— Перечисли-ка мне приемы оказания медицинской помощи при ранениях.
Брук почувствовал облегчение. Что-что, а уж эту азбуку любой житель вельда отбарабанит как «Отче наш».
— Сержант, это зависит от вида ранения и фазы раневого процесса! — молодцевато выкрикнул он.
— Что? Что-о-о? Что-что-что?
— Сержант, рядовой имеет в виду фазу отека, фазу острого воспаления и фазу заживления! На каждой фазе организм реагирует на рану по-разному. Необходимо оказывать помощь так, чтобы максимально помогать организму в самоизлечении повреждения. Так, на стадии отека, когда большая часть свободной влаги перемещается к поврежденному месту, может наступить обезвоживание. В этой стадии первым делом надо…
Вирон не дал ему договорить. Издав невнятный вопль, он опустил свой пудовый кулак на грудь Бруку:
— Заткнись! Хватит!
От нежного, отеческого жеста сержанта Брука вынесло на правый фланг, где его и приняла в объятия туго натянутая ткань палатки. Он свалился на пыльную щебенку и неуклюже заворочался, как выброшенный на сушу морской гад.
— Чего разлегся, ублюдок! Встать в строй! — орал Вирон. — Думал, здесь шутки шутят? Думал, здесь тебе цирк?
Бруку показалось, будто его лягнула лошадь. У него перехватило дыхание от боли и от обиды. Вспыхнула искра злости, и на какое-то мгновение он увидел себя стоящим в коридоре у спортивной раздевалки, и Джад снова презрительно усмехнулся ему в лицо.
Потом сержантский вопль проник в его сознание. Брук медленно поднялся, вначале на колени, а потом, цепляясь за растяжку, распрямился полностью.
— Оглох, свогачь? Бегом!
Бегом так бегом, сквозь шум в голове подумал Брук. Зря он припомнил школу. Ничего хорошего от таких воспоминаний не бывает. Ненависть вырвалась из-под контроля, вспухла ослепительным шаром и затопила мозг. Согнувшись чуть не вдвое, Брук разбежался и врезался головой в сержантское брюхо. Удар был такой силы, что лязгнули зубы, и Брук решил было, что у него сломалась шея.