Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945
Шрифт:
Самолеты, летевшие выше меня, сбросили бомбы на Грац. Многочисленные истребители пока еще не заметили нас, но это могло произойти в любой момент. Я летел как раз над нижней кромкой облачного слоя и старался как можно дальше уйти от этого места, пока с нами ничего не случилось. Направившись в сторону Айзенберга, я пролетел над металлургическим заводом «Леобен». И снова мы попали под сильный огонь зенитной артиллерии. Взрывы раздавались кучно, на той же самой высоте, на которой были мы, но примерно в 50 метрах впереди. Пропеллеры своими лопастями разгоняли маленькие, но такие враждебные облачка дыма. Бортинженер Цинтль решил дать опознавательные сигналы. Он зарядил патроны в сигнальный пистолет, однако тот не выстрелил. Как мы позднее выяснили, по той причине, что патроны были покрыты тонким слоем лака; бесцветный
Взрывы кучно ложились вокруг нас, залп за залпом. Пулеметчики, сидевшие рядом с амбразурами, кричали: «Черт возьми, они стреляют хорошо!» Прозрачная стенка амбразуры была разбита, крылья получили многочисленные пробоины, а из поврежденного бака хлестал бензин. Что делать? Я пытался уйти из зоны обстрела как можно быстрее. Когда наш радист понял, что подать опознавательные сигналы не удастся, он начал передавать сигналы SOS в Мюнхен, сообщая о том, что мы попали под сильный огонь германской зенитной артиллерии в окрестностях металлургического завода «Леобен». В Мюнхене эти сообщения вызвали сильную тревогу, но все прекратилось в течение пяти минут. Самолет был не сильно поврежден и вполне управляем. В Мюнхене ремонтные работы заняли два дня.
Гитлер расспрашивал меня об этом происшествии спустя несколько недель. Он спросил меня, почему я не подал жалобу против командира зенитного подразделения. Я объяснил ему особенности ситуации над заводом «Леобен». Дело в том, что на высоте 4 тысячи метров силуэт нашего самолета напоминал силуэт американского самолета, а сами мы не могли подать опознавательные сигналы. Я добавил, что зенитчиков можно только похвалить за хорошую стрельбу. Если бы они стреляли по группе самолетов, то почти наверняка в кого-нибудь бы попали. Если бы они нас все-таки сбили, то осмотр обломков нашего самолета вызвал бы у них большое разочарование. Во-первых, потому, что это был самолет фюрера, а во-вторых, потому, что у нас на борту не было никакого груза, не считая нескольких корзинок со шпинатом, купленным на рынке в Софии. Мы подробно разобрались в вопросе о сигнальных пистолетах и патронах к ним и в конце концов остановились на сигнальных пистолетах, встроенных в качестве вспомогательной системы в сам самолет, на тот случай, если бы опять возникла необходимость подать опознавательные сигналы.
Начало конца – Италия
За две недели до ареста Муссолини Гитлер совместно с фельдмаршалом Кейтелем и генералом Йодлем в очередной раз летал в Тревизо. Муссолини принял германскую делегацию только в окружении своих ближайших помощников. Гитлер и его спутники отправились в купейный вагон, предназначенный для переговоров, и вернулись обратно к четырем часам дня. Итальянский народ отвернулся от власти. Ясно ощущались изменения в общественном мнении, от былого энтузиазма не осталось и следа. Во всем чувствовалась сдержанность и даже холодность. Гитлер вел себя так, будто он не заметил никаких изменений, и очень сердечно распрощался с Муссолини.
При взлете выяснилось, что один из четырех моторов – правый внешний – работает с перебоями. В районе Бреннерского перевала погода заметно ухудшилась, поэтому мы решили лететь через Удине на Вену, а оттуда в Зальцбург. Вскоре мотор перестал работать, так что я продолжал полет только на трех, огибая район Альп, которые вскоре скрылись из глаз в облаках и снежных бурях. В Зальцбурге я узнал, что итальянцы неоднократно пытались отделить Гитлера от сопровождавших его офицеров. Через некоторое время мы взглянули на это иначе, узнав об аресте Муссолини. Йодль был особенно возмущен и разочарован, поняв, что чины итальянского Генерального штаба во время прошедших переговоров принимали на себя обязательства, которые и не собирались выполнять. Вероятно, в то время они уже вынашивали планы о заключении сепаратного мира.
Гитлер был глубоко озабочен судьбой своего друга Муссолини и предпринял все возможное, чтобы обеспечить безопасность итальянского диктатора. Отто Скорцени, организатор операции по его спасению, мне лично рассказывал обо всех деталях ее подготовки. На «Шторьхе» он приземлился на горе, где удерживали Муссолини, тогда как остальная часть его отряда приземлилась
Смерть царя Бориса
Даже в Болгарии ход событий принял неблагоприятный характер. За две недели до смерти царя я принял его на борт своего самолета в Софии и доставил в Растенбург. Во время обратного рейса стояла чудесная погода. К тому времени царь стал восторженным поклонником авиации и получал от полетов громадное удовольствие, но на этот раз даже это не помогало ему справиться с депрессией. Царь, который сделал ставку на Гитлера, не мог далее игнорировать тот факт, что у фюрера на руках больше нет козырных карт.
Спустя два дня посол в Софии проинформировал Гитлера, что царь заболел тяжелой формой воспаления легких. Гитлер немедленно вызвал меня к себе и сказал, чтобы я доставил профессора Морреля в Софию. Тот был готов к вылету и только ожидал ответа германских дипломатов из болгарской столицы, которые передали наше предложение царю. Борис прислал свои благодарности, но заверил, что у него «достаточно докторов, способных позаботиться о его здоровье». Через несколько дней царь Борис скончался. От нашей разведки мы узнали, что он умер не от воспаления легких, а от яда, подмешанного ему в кофе. Больше ему ничем нельзя было помочь.
Прилив больше не омывает пусковые установки Фау-2
В конце мая 1944 года намечалось приступить к развертыванию ракет Фау-2. Мы долетели до Реймса, а оттуда Гитлер отправился на машине до базы на побережье, чтобы лично наблюдать за первыми пусками. Когда на следующий день после полудня мы отправились в обратный полет, Гитлер поделился со мной своими наблюдениями и соображениями. Он находился под большим впечатлением от всего увиденного, но больше всего его интересовала реакция Англии и фюрер хотел услышать об этом как можно скорее. Однако англичане хранили полное молчание на этот счет, а разведывательные полеты не увенчались особыми успехами. Тогда для разведывательных целей были задействованы двухместные реактивные бомбардировщики. Они вылетали без боевого запаса, оснащенные только фотокамерами. Бомбардировщики обладали высокой скоростью, поэтому отсутствие у них вооружения не представляло большой опасности, поскольку их не мог догнать ни один британский истребитель. Они обследовали район предполагаемого поражения, но, поскольку они летели на высоте от 7 до 8 тысяч метров, сделанные ими фотографии оказались не очень четкими.
Затем начавшееся вторжение на континент положило конец всем надеждам поставить на колени Англию. Первые же сражения на шоссе, ведущем из Кале, похоронили наши последние надежды, а вместе с надеждами погибли и стартовые позиции для пуска Фау-2.
Находясь в заключении, я прочитал научное исследование о Фау-2, написанное кем-то из русских специалистов, и до сих пор помню содержание этого доклада. Первая ракета попала в Лондон, поразив центральный газопровод в центральной части города. От чрезвычайно мощного взрыва вертикальной направленности получилась воронка неимоверной глубины – примерно 8 метров. Естественно, все дома, находившиеся вблизи от эпицентра взрыва, были разрушены или повреждены, но, как утверждалось, люди, находившиеся в радиусе 150 метров от эпицентра, отделались лишь сильным испугом. Психологический шок от взрыва был настолько сильным, что, по мнению российских исследователей, если бы обстрел Лондона с помощью Фау-2 начался на год раньше, то он бы имел гораздо более негативные последствия. Многие лондонцы переселились за город, так как заранее узнать о приближении Фау-2 было невозможно, поскольку ракеты шли к цели со скоростью 5 тысяч километров в час и на высоте 70–80 километров.