Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945

Баур Ганс

Полковник, уполномоченный правительством следить за тем, чтобы мы ни в чем не испытывали недостатка, попросил меня походатайствовать перед Гитлером о предоставлении венграм большого числа истребителей, чтобы они могли активнее сражаться с врагом. Возвратившись в Винницу, я передал эту просьбу Гитлеру. Он сказал следующее: «Это нужно венгерским руководителям. Они будут использовать самолеты не для боев с врагами, а для развлекательных полетов. Запасы горючего у нас ограниченны, и мне нужны летчики для сражений, а не для увеселительных прогулок. Венгры просят слишком много, больше их реальных потребностей.

Если предоставлять кому-то самолеты, то уж лучше хорватам, которые доказали свои высокие боевые качества. А опыт

нашего боевого взаимодействия с венграми на фронте оказался неудачным. Они не в состоянии удерживать занимаемые ими позиции. Недавно мы отвели их в тыл для борьбы с партизанами. Однако они не справились и с этой задачей. Нет, и еще раз нет, мы прибережем наши самолеты для себя».

Суждения Гитлера о союзниках часто бывали весьма резкими. Единственное исключение составляли финны. Он очень высоко оценивал финских солдат и маршала Маннергейма и всегда говорил о них с большим уважением.

Солдаты везут домой продукты

Однажды к Гитлеру прибыл рейхскомиссар Украины Кох. У него не хватало железнодорожных вагонов, чтобы перевезти огромные запасы продовольствия с Украины в Германию. Кох хотел заставить украинцев собирать для немецких солдат посылки, содержащие муку, жиры и прочие продукты. Он предлагал именовать их «посылками фюрера». Таким образом, сотни тонн продуктов можно было отправить в Германию, не привлекая для этого дополнительных транспортных средств. Гитлер согласился с его предложениями.

На самом деле посылки просто распределялись в нескольких сортировочных пунктах, разбросанных по территории Украины. Естественно, название «посылки фюрера» быстро распространилось по всему Восточному фронту. В результате их стали выдавать на сборных пунктах, куда съезжались солдаты, отправлявшиеся домой в отпуск с Восточного фронта. Для доставки продовольствия на сборные пункты, располагавшиеся на северном и центральном участках фронта, где не было переизбытка продовольствия, требовалось задействовать значительные транспортные средства, так что в любом случае все это ложилось тяжким бременем на железные дороги.

После визита Коха в ставку фюрера в моей памяти сохранилось несколько цифр. На Украине собирали урожай до 15 миллионов тонн зерна. Из них 12 миллионов вывозилось в Германию, а оставшиеся 3 раздавались гражданскому населению и оставлялись для посева. Из того зерна, которое вывозилось в Германию, большое количество отправлялось во Францию, Италию, Норвегию и Финляндию. В то время Кох надеялся довести на следующий год сбор зерна до 20 миллионов тонн, увеличив для этого посевные площади.

Сталин отказывается от советских военнопленных

После начала войны с Россией германские представители проводили переговоры через нейтральные страны, чтобы наладить через них обмен почтовыми отправлениями для военнопленных обеих сторон. Прошло много месяцев, но переговоры так и не дали никаких положительных результатов. В ответ на все запросы Сталин, как однажды за завтраком сказал Гитлер, дал чудовищный и типичный для русских ответ: «У нас нет военнопленных! Русские солдаты сражаются до конца. Если он сдался в плен, то автоматически исключает себя из числа советских граждан! Мы не заинтересованы в организации почтового сообщения с Германией». Таким образом, он отказался от громадного числа советских военнопленных в Германии, включая своего собственного сына. Безусловно, многие влиятельные лица в Германии были заинтересованы в налаживании почтового сообщения между германскими военнопленными и их семьями, но Сталин не был в этом заинтересован. Только значительно позднее мы в полной мере осознали всю степень его безумия.

Я был глубоко потрясен, когда узнал, что мой друг Шнебеле, который раньше также был летным капитаном в гражданской авиации, теперь лежит тяжело раненный в полевом госпитале. Капитан Шнебеле,

служивший в окрестностях Бердичева, поехал на машине в деревню, где проживали немецкие переселенцы. Уже стемнело, когда он возвращался обратно, к тому же до шоссе ему предстояло ехать проселочными дорогами. Шнебеле, боясь заблудиться, попросил некоего хуторянина дать ему провожатого, который показал бы дорогу до шоссе. Хуторянин отправил с ним двух своих дочерей, которые сели в машину. Примерно в 2 километрах от села протекала речка, а проезд по мосту оказался перекрыт рухнувшим деревом. Шнебеле и его водитель вылезли из машины, чтобы устранить это препятствие. Тут раздались выстрелы партизан. Водителя убило, а Шнебеле рухнул на землю тяжело раненный. Одна из девочек получила смертельное ранение, а другая бросилась прочь с громкими криками. Немедленно о случившемся известили немецкое командование. Труп водителя и раненый Шнебеле были найдены раздетыми. Партизаны сняли с них одежду и сожгли автомобиль. Шнебеле умер на следующее утро. Позднее Гиммлер рассказывал мне, что командир партизанского отряда, который руководил нападением, был схвачен. У него с собой оказалось удостоверение Шнебеле.

Безоружный против русского

Гитлер провел лето 1942 года на Украине. За это время я доставлял фельдмаршала фон Клюге в Винницу, а затем обратно в Смоленск по крайней мере десять раз. Когда Гитлер приказывал мне отправляться за фельдмаршалом, он обычно говорил: «Баур, отправляйся за „умным Гансом“ из Смоленска!»

6-я армия достигла Сталинграда. Германские войска стояли на Кавказе. Подразделение горных стрелков водрузило германский флаг на Эльбрусе. В штабах царило приподнятое настроение, а генерал Йодль мне однажды сказал: «Баур, скоро мы будем в Тифлисе! Гитлер приказал мне лететь вместе с тобой в Тифлис и там обсудить планы дальнейших операций вместе с командирами воинских частей». Я был весьма доволен таким приказом, но ситуация стала развиваться несколько иначе.

Под Сталинградом возникли проблемы, и нам пришлось возвращаться в ставку фюрера «Вольфшанце» под Растенбургом. Мы получили приказ использовать самолеты для транспортировки раненых в тыл. В большинстве случаев для этой цели мы использовали четырехмоторные самолеты. Профессор Брандт, доктор, который сопровождал Гитлера, извещал по телефону или по телеграфу полевой госпиталь, чтобы там приготовились к приему пятидесяти, шестидесяти или даже восьмидесяти раненых. Это были тяжелораненые, те, чью жизнь можно было спасти, только быстро доставив в госпиталь. Часто среди них были люди, получившие ранения в горло, легкие или глаза. Каждый самолет сопровождала медсестра. Во время полетов на фронт мы доверху загружали самолеты одеялами и медикаментами, недостаток которых остро ощущался в полевых госпиталях. В Растенбурге был склад, забитый многими тысячами одеял.

Я очень хорошо запомнил один полет в Николаев. Когда мы там совершили посадку, раненые уже находились в аэропорту. Мы дозаправились, приняли их на борт, и я уже начал выруливать по взлетной полосе, когда охранник дал нам знак взлетать как можно быстрее. Через мгновение я увидел впереди себя брызги грязи, хотя и не было дождя. Я сразу же понял, что по мне стреляют сзади. Над аэродромом кружились русские самолеты, для которых громадный четырехмоторный личный «Кондор» Гитлера D-2600 выглядел очень заманчивой целью. Я немедленно прибавил обороты и оторвался от земли. Набрав необходимую высоту, я развернулся и полетел навстречу одному из русских самолетов. У моего «Кондора» не было никакого вооружения, а на борту находилось двадцать шесть раненых. Русский увидел, что я приближаюсь, и, вероятно, понял, что скорость у меня гораздо выше, поэтому предпочел со мной не связываться. Он отвалил вбок и исчез в облаках. Под собой я больше никого не видел. Мы были счастливы, что отделались только несколькими пулевыми отверстиями в крыльях.