Личный поверенный товарища Дзержинского
Шрифт:
— Кто их вам дал? — спросил я удивлённо.
— Вы, — ответил Мюллер, — ваш отдел и его личный состав в вашем лице, господин оберштурмбанфюрер. Садитесь в машину, едем к нашему старику.
В машине Мюллер налил мне добрую стопку русской водки. Бутылка была фирменная, с засургученной головкой как знак качества.
— Ну, чтобы звёздочки на ваших петлицах сменились на дубовый лист, — сказал шеф и мы выпили. — Ваша форма уже на объекте, быстро приводите себя в порядок и к делу.
Дед Сашка с удивлением посмотрел на меня и сказал:
— Что и меня на расстрел тоже
Сказано это было по-немецки, и Мюллер взглянул на деда вопросительно-удивлённо, поражаясь его способностям и тому, что в нём было заложено Творцом.
Я принял душ, побрился, надел приготовленную форму и вышел совершенно другим человеком с другими мыслями и настроениями. Правильно говорили мыслители, что форма определяет содержание.
Взглянув на петлицы, я увидел, что чья-то заботливая рука уже пришила к ним поперечный двойной серебряный жгутик оберштурмбанфюрера.
— Никак в полковники собрался, — сказал дед Сашка. Несмотря на свою простоту, дед видел всё и, похоже, не только глазами.
— Герр Александер, — сказал Мюллер, — вы знаете, зачем мы сегодня приехали к вам?
— Скажете — узнаю, не скажете, так и оставим, — отозвался дед.
Мюллера всё время ставила в тупик манера деда Сашки то снимать слова с языка, то прикидываться несведущим в известных делах. Похоже, что шеф всё ещё не до конца верил в способности деда, хотя сколько уже можно доказывать это?
— Если встречу тиранов готовить, то это одно, а если золотишко прятать, то это другое, — так же просто сказал дед.
Мюллер так и осёкся, поманив меня пальцем к себе, шеф приказал остановить всю звукозапись и удалить из дома всех посторонних, оставив лишь экономку, которая накрывала на стол.
— А фрау изменилась, — подумал я, — подобрела, стала поласковее под благоприятным воздействием деда Сашки.
Выполнив поручение шефа, я вернулся в комнату.
— И что вы хотели сказать о встрече двух лидеров, герр Александер? — спросил Мюллер.
— А чё тут говорить, — сказал дед, — встретятся, поговорят, да только ни о чём не договорятся. От жадности всё немецкой.
— Как это от немецкой жадности? — возмутился начальник гестапо.
— Да ведь с Россией легче торговать, чем халяву получать ценой крови своих солдат. И выгоднее Россию в союзниках иметь, чем во врагах. А вы себя уж больно высоко ставите и считаете, что с Россией сможете справиться. Ошибка это. Предложение России исходит не от слабости, а от мудрости. Русских мужиков ещё много погибнет, намного больше, чем ваших, да ведь зачем вам их ждать у себя в Германии. А они придут. Это им не в диковинку заграничные столицы штурмом брать. Лучше дело-то миром покончить, да только вы никак не можете от успехов своих протрезветь. Так вот зимой-то этой вам и дадут возможность головушку в холоде подержать, — довольно складно завершил свой монолог дед Сашка.
Другого человека за такие слова давно бы в концлагерь упрятали, да только дед Сашка не другой. Он такой, какой он есть.
Мюллер молчал. То ли понимал, что дед прав, то ли верил в немецкую удачу, то ли просто никогда не был в оппозиции и всегда исполнял указания действующего руководства,
— Не организуют ли русские покушение на нашего фюрера? — спросил шеф гестапо.
— В мыслях этого нет. Сталин-то из грузинов будет, а там законы гостеприимства чтут. Да и русские гостей всегда уважают. Могут по пьянке и морду набить, а по трезвому делу всё чинно и благородно, — сказал дед, — так что ты не сомневайся, всё будет честь по чести.
— Ты по-прежнему уверен, что разработчик плана нападения на Россию попадёт в плен со своей армией? — продолжил расспросы Мюллер.
— Так, значит, немецкому Наполеону синей ленточкой дорогу перекрыли, — оживился дед Сашка, — не дали ему русским нанести поражение, силы разделили и послали генерала на верную погибель. Как говорят, предупреждён, значит — вооружён. Вижу, что я говорю, а всё как об стенку горох. Дело-то ваше, я по этим делам убиваться не буду.
Многое дед Сашка не мог сказать по-немецки, и я помогал переводить идиоматические выражения, на которые был горазд старик.
— Здесь в Германии есть нужная для тебя сон-трава? — спросил Мюллер.
— Травы-то много, приносили всякую, называют её по-научному Pulsatilla, а мы по-простому прострелом называем, — сказал дед. — Тут у вас есть прострел горный, прострел луговой и обыкновенный. Вроде бы и цветочки похожие, да вот только условия у вас другие, нежели у нас. На практике материал проверять надо, а как на практике-то это проверить? Это же столетия нужны.
— Какие столетия, — недовольно сказал Мюллер, — у нас времени в обрез. По историческим меркам даже не минуты, а секунды, а ты про столетия говоришь. Сколько тебе нужно военнопленных для проведения опытов? Сто, двести человек? Тысяча. Через два-три дня у тебя будет всё. В лагерях гестапо исследовательского материала много.
— А что, давай, — сказал дед, — я их всех отправлю лет на десять-двадцать вперёд, избавятся от вас и жить будут ещё долго. А опыты над людьми ставить нехорошо, грех это большой и несмываемый, и наказание за это грех будет на этом свете, а не на том.
Глава 28
— Ты, старик, сегодня хочешь вывести меня из себя, — сказал зловеще Мюллер.
— А чё тебя из себя выводить? — дед Сашка уже готов был поругаться с генералом. — Ты уже давно не в себе, потому что будь ты в себе, то тебя давно бы уже вывели куда-нибудь да команду «фойер» скомандовали бы. Ты временами-то не забывай, что ты человек, а не слуга дьявола, уничтожающего творения Бога нашего.
Дед отвернулся в сторону, показывая, что больше он не хочет разговаривать.
Разговорить деда удалось только при помощи селянки, которую приготовила экономка, явно, по рецепту деда Сашки. Нехитрая еда, состоящая из молока, взбитых яиц и сливочного масла для поджаривания на сковороде. Пища здоровая при любых заболеваниях, поддерживающая организм в тонусе и от которой люди не жиреют.
Мы немного перекусили с кофе, потому что Мюллер готовился на доклад Гиммлеру о мерах по обеспечению безопасности возможной встречи лидеров воюющих стран.