Личный убийца
Шрифт:
На деньги Ариничева пацаны купили у Аркаши Долговязого (Лопатина) пневматический пистолет «вальтер» и уже успели опробовать на стекле трамвая 32-го маршрута в районе шоссе Энтузиастов.
— Ты знаешь, что такое дискета? — спросил Филимонов.
— Какая еще дискета?
— Компьютерная дискета! Вы же проходили по информатике? — помогла учительница, не знавшая, куда деваться от стыда за питомца, словно это она увела у покойного портфель.
— Знаю.
— Не было в портфеле дискеты? Вы хорошо посмотрели?
— Не было! Не было больше ничего,
Дальше последовал следственный эксперимент, по условиям которого Шуранов, учительница, двое понятых, разысканный подельник юного грабителя Хасанов, Филимонов и сержант Орехов пешком проделали весь путь, о котором говорил Шуранов: от скамеечки возле Театра мимики и жеста до мусорного контейнера во дворе дома тридцать шесть по Верхней Первомайской, в который пацаны вы-бросили портфель вместе со всем содержимым за исключением авторучки и денег.
О том, что «пьяный мужик» на самом деле покойником был, они узнали только назавтра, в понедельник двадцатого апреля, из рассказов пацанов-мойщиков.
Скрупулезно задокументировав все показания и результаты эксперимента, описав места происшествия и снарядив сержанта Орехова к Хасанову за пневмопистолетом, в пятнадцать часов сорок минут капитан Филимонов Николай Петрович позвонил Каменеву.
Младший сержант Закир Альдыбегов внимательно выслушал описание белоомутского мотоциклиста.
— Нет, — ответил, подумав, — не он. Тот вовсе на покойника не был похож. Невысокий, крепенький такой, в кожанке…
— Это ты уже говорил, — вздохнул Решетников. «Ну а если говорил, то чего ж ты снова пришел? — подумал Альдыбегов. — Далась тебе эта сумка?»
Решетников вынул из кармана фотографии Либермана, «риэлтора» и третьего из каменевских фотографий в кафе «Пикник», разложил их на столе в дежурке ЛОВДа. Потом достал из кармана фото Богдановича (на всякий случай, заведомо зная, что Леонтия в это время просто быть не могло на Казанском вокзале):
— Посмотри, Закир. Здесь его нет?
У Альдыбегова от напряжения увлажнился узкий лоб.
— Нет.
— Точно или сомневаешься?
— Нет, у меня память на лица хорошая. Может, кто из них за рулем мотоцикла был, но ведь я не видел — в шлеме, да и далеко.
— Ладно, спасибо.
Викентий простился с младшим сержантом, почти не сомневаясь, что видится с ним не в последний раз, и вышел на площадь перед вокзалом. Было парко и серо, собирался дождь; полуденная толчея на улицах, мостовых, стоянках давила; мешала дышать, хотелось раздвинуть все это руками — машины, прохожих, дома — и очутиться где-нибудь на берегу Иртыша, минут пять хотя бы подышать хвоей и травами в кедровом срубе деда, а потом можно снова сюда, в Москву. Сердце ныло на непогоду. Викентий покурил, посмотрел на часы — половина двенадцатого, минут через десять должны подать на посадку «шестнадцатый» поезд Москва — Архангельск.
Он перешел на Ярославский, нашел на электронном табло номер платформы и зашагал вдоль состава к шестому вагону.
Это был тот самый
— Господи, мне еще ложки и простыни пересчитать, — проговорила озабоченно. — А что вы хоите?
На перроне уже толпились пассажиры.
— Я постараюсь коротко, — пообещал Решетников, извлекая фотографию Богдановича.
— Наташа! — выскочив из купе, прокричала Вероника в дальний конец вагона. — Начинай посадку, у меня проверяющий! — после чего вернулась на место и плотно задвинула дверь.
— Вы ездили двадцать второго апреля, — утвердительно сказал Решетников, — посмотрите, пожалуйста, не узнаете ли вы этого пассажира?
Вероника взяла из его рук фотокарточку из личного дела, увеличенную и потому не очень четкую, на которой Богданович был снят лет десять тому назад, а может, и того больше.
— Он ехал на девятом месте. В пятом купе получается, да? Постарайтесь вспомнить.
Она покачала головой, даже губами пошевелила, как будто читала текст; подняла на Решетникова черные, как угольки, раскосые глаза:
— Нет…
— Вероника Лаврентьевна, он точно ехал с вами и точно на этом месте. Вспомните! Его провожала жена. Она была одета в пальто цвета вишни… на шапочке еще была заколка желтого металла, волосы собраны в пучок на затылке. Ну?.. А потом прибежал мужчина…
— Вспомнила! — обрадовалась Ардыбашева. — Вспомнила! Мужчина передал ему папку с какими-то бумагами, да?
— Совершенно верно!
— Ну? И что вы хотите?
— Я хочу спросить, он до какой станции с вами ехал?
— Как это до какой? До Архангельска, до самого конца. А там его встречало человек пять, целовались-обнимались, машина «Волга» черная прямо на перроне… Богатый, видать, дядька.
— Богатый? Почему богатый?
— Ну… как сказать… Во-первых, билет дорого стоит, а он целое купе занимал.
— Что значит занимал? У него было много вещей?
— Нет, из вещей у него один «дипломат» был, но он один в купе ехал. Два билета у него было.
— То есть? К нему, что же, подсел кто-нибудь?
— Нет, как раз наоборот. Я к нему хотела подсадить женщину, ей не понравился спутник… не очень трезвый… Она тихонько попросила меня, если есть возможность, пересадить ее.
— Когда?
— Да сразу, как только я билеты пошла по вагону проверять. Вышла в коридор за мной и попросила. Я обещала, если что-то будет, помочь. Дошла до пятого купе, а тот человек… только тут он у вас молодой совсем… старая фотка, да?.. Ну, вот. Я ему, значит, сказала, что спутницу подсажу, а он: «Нет, нет, — говорит, — ни в коем случае!» И достал из кармана второй билет. «Я, — говорит, — выспаться хочу, специально два билета взял. Дел много, три ночи не спал. Единственная, — говорит, — возможность отдохнуть и выспаться в поезде».