Личный зомби-апокалипсис

Несущий Слово

Должен жить ради кого-то другого. С хуя ли нельзя жить ради себя любимого? Чем так им не нравиться здоровый эгоизм? Тем, что таких нельзя заставить батрачить на себя, как бесправных холопов?

Должен терпеть вышестоящих по положению. С какого-то перепуга должен пресмыкаться перед теми, кто наворовал, насосал или кому это бабло и влияние досталось тупо по наследству. Ну заебись, конечно.

Должен женщинам.

Должен

терпеть их конченные выходки, ибо "ну это же девушка".

Женский коллектив уровня обратного развития "клубок змей" — это психо-эмоциональный Ад.

Интриги, сплетни, обсуждения, грязные секретики, бесконечный треп, принеси, подай, "нутыжемужик". Еще больше радости доставляют ситуации наподобие "я, когда была молодой дурой, потрахалась с мудаком-уголовником и залетела. Он ушел, а у меня никому не нужный пиздюк, которому я ломаю психику своим скотским поведением, поэтому ближайшие годы, пока ты будешь здесь работать я ржавой ложкой выковыряю твое мозговое вещество через ушные раковины, потому что, у тебя лицо похоже на этого пидораса с двумя судимостями."

Везде это сраное должен.

Кому, блять? Себе? Так ниухя подобного. Окружающим? Так пошли они нахуй с такими добровольно-принудительными заявочками.

Если общество без твоего вмешательства решает каким ты должен быть, то ты не сильный и крутой. Ты амеба, что следует за поводырем. "Настоящему мужику", как-то поебать на мнение остальных на тему того, как должен выглядеть, жить и вести себя "настоящий мужик".

Блять, ты должен жить. Сука, вдумайтесь только — должен жить. Уже и сдохнуть спокойно не дадут.

Наверное, Макс в первые минуты, когда зомби-апокалипсис докатился до его геолокации испытал подобие экстаза, от осознания, что старый мир раскрошился, как гнилой зуб и был выплюнут в холодную бездну забвения вместе с вязкой кровавой слюной того, что раздражало его прежде.

Но хуй там плавал.

Семнадцать человек заперлись на своем этаже и через панорамные окна разглядывали агонизирующую Москву. Дым пожарищ, спичечные коробки танков и БТР-ов, низко пролетающие звенья вертолетов и фигурки людей — гражданских, военных и мертвых. Стрекот автоматных очередей, дополненный пулеметным рокотом. Тяжелое уханье артиллерии и автоматических пушек.

Единогласно было принято решение сидеть на жопе ровно и не лезть в гущу событий, что тугим узлом сплелись вокруг Первопрестольной. Еды, что сумели наскрести со всего этажа, хватило на несколько дней.

Знаете на что способны более десятка психически неустойчивых и неподготовленных к стрессовым ситуациям людей в замкнутом помещении, которые уже чувствуют вкрадчивый шепот голода и хриплые взрыкивания зомби за перекрытыми дверьми, что скрылись в прохладе зданий от солнечного света? Макс до этого момента не знал и не особо хотел узнавать.

Ему снесло чердак на третий день.

Успокаивающее и медитативное ковыряние в потрохах компьютера прервалось воплем жирной бабищи, сводившемся к тому, что он, как единственный среди

них мужчина, должен выйти наружу и позвать на помощь, ибо телефонная связь не работала, а Интернет резко упал после наплыва в него паникеров всех мастей.

Голоса в голове, составляющие личность Максима Стрельникова, внезапно пришли к выводу, что дальше эту хуйню терпеть просто выше их сил.

Толчком швырнуть системник ей под ноги. Хруст одного из пальцев на ступне, когда в него прилетело углом довольно увесистой бандуры. Визг затыкается на полуслове, когда жало крестовой отвертки пробивает ей висок, скрытый за бесформенным хитросплетением полураспущенной "гульки".

Ее тело медленно заваливается на пол, сгребая конечностью всевозможную канцелярию со стола.

— Ну, что, бабоньки, повеселимся?!

Это не заняло много времени.

Они не могли и не хотели нормально и внятно сопротивляться. Больше голосили и прикрывались друг другом, не додумавшись до того, чтобы навалиться толпой, погребая свихнувшегося пацанчика под своими тушами.

Макс бил по наиболее уязвимым точкам, руководствуясь директивой "один удар — один труп".

Разворотить сонную артерию и кровь красочным веером брызжет на стену.

Отвертка проходит через шарообразный студень глазного яблока, пробивает дно глазницы и впивается в мозг.

Или впав в подобие яростного транса берсерка часто строчить кому-то в брюхо, перекручивая ленты кишок в кровавое месиво, вываливающееся на пол.

Оставил в живых только трех — наиболее симпатичных. Они не могли сбежать — за дверью мертвецы, минимум трое, случайно поднявшихся на лифте именно на этот этаж, из тех кого порешили мародеры, наводящие суету далеко внизу. Не могли выпрыгнуть в окно — высоко, тут без вариантов, тупо в кашу размажет. Они прятались в офисе, умоляя оставить их, со слезами и соплями смотря на тела своих подруг и коллег. Навалиться всем телом на одну, перехватывая ей руки скотчем под истеричные визги. Потом ноги. Дальше следующая.

В подкорке мозгового вещества вдруг сама собой сочинилась коротенькая песенка, проигрываемая в слуховых нервах и подсознании раз за разом, пока тела падали на пол.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я зверски замочил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я люто расчленил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов в сортире утопил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я песику скормил.

Троицу девиц, полностью обездвиженных двумя полными рулонами скотча, кинул одна на другую, заперев в кладовке.

Выбросил мертвых через окна.

Вода еще шла, мокрой тряпкой протер от крови один угол помещения.

Вытащил первую.

У него давно уже не было секса.

Приставив отвертку к шее, где уже невооруженным взглядом просматривался бешеный пульс, вкрадчиво объяснил ей, что с ней произойдет если она попытается откусить его дрочило или не качественно отсосет.