Лицо Аэны
Шрифт:
— Все уже конфисковано, Голдинг, — сказал Боков. — Мы уходим. А чтобы ничего подобного не произошло с вами впредь, вы будете помнить об этой истории. Это минимальная мера наказания, предусмотренная нашими законами. Ваш сообщник Уайт будет наказан более сурово.
Шум за окном на мгновение отвлек Голдинга. С немалым удивлением он обнаружил, что крупные капли невесть откуда взявшегося дождя бомбардируют стекло. Когда же Голдинг оторвал взгляд от окна, кабинет был пуст.
Некоторое время босс «Зодиака» сидел
Раздумья его были прерваны голосом секретарши:
— К вам представители японской корпорации, патрон. Вы сами назначили им встречу на это время…
— Какой японской корпорации? — изумился Голдинг. — Через полчаса я обедаю с Рокфеллером…
Из невидимого динамика донеслось хихикание:
— Вы сегодня в хорошем настроении, патрон. О, я была бы счастлива, если бы вы могли обедать с Рокфеллером. Так как быть с японцами? Пусть заходят?
— Погоди, Энн, погоди, — смутное воспоминание промелькнуло в сознании Голдинга, — напомни мне, какое сегодня число.
— 12 августа, сэр, — удивленно отозвалась секретарша.
— А год, год? — едва не закричал Голдинг.
— Тысяча девятьсот семьдесят второй… Что с вами, сэр?
Голдинг молчал. Он молчал очень долго, и секретарша не узнала голоса шефа, когда тот спросил:
— Там, в приемной, нет такого маленького, взъерошенного человечка? Его зовут Виктор Уайт.
— Нет, патрон. А кто это?
— Кто это? — повторил, как сомнабула, Голдинг. Кто? — и, нервно, надсадно кашляя, засмеялся…
Откуда Голдингу было знать, что много, много лет назад, когда родители юного Уайта решили впервые взять своего отпрыска в театр, случилась небольшая неприятность — у старенького «форда» забарахлил мотор. Поездка не состоялась. Когда же Виктор Уайт все попал в театр, спектакль шел в исполнении настолько слабой труппы, что это начисто отбило у подростка желание присутствовать на подобного рода действах. Со временем Уайт подрос, стал неплохим инженером и, поговаривают, слыл в своих краях самым завзятым модником и вообще человеком светским во всех отношениях.
В заключение остается добавить, что вскоре после известной читателю истории Голдинг оставил концерн. Настоящей причины этого никто так и не узнал. А настоящей причиной было то, что с некоторого времени он просто не мог, как ни старался, совершать ни больших, ни малых махинаций. А без этого, как известно, в бизнесе просто не обойтись. Все время Голдинг проводил на уединенном ранчо и до конца своих дней не выезжал никуда из страны, ибо одно лишь упоминание о таможне вызывало у него приступы самого настоящего, болезненного, непреодолимого ужаса.
ОРЕХ КРАКАТУК
Необычный
Как много может переменить короткий разговор в устоявшемся течении жизни.
Еще вчера Алексей Чумаков строил планы насчет очередной серии опытов в университетской лаборатории, составлял список приглашенных на торжество по случаю успешной защиты кандидатской, рассчитывал в воскресенье вырваться в лес, на природу…
Теперь все это отодвигалось на неопределенный срок, словно щелкнуло что-то в загадочном механизме судьбы, качнулся невидимый маятник, и совсем другие часы пошли отсчитывать секунды его жизни.
…Чумаков осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, взглянул на секретаршу, вежливо ему улыбнувшуюся, и на всякий случай спросил:
— А ваш шеф часом шутить не любит? Разыгрывать неопытных кандидатов наук?
— Что вы?! — удивилась та. — Виктор Николаевич — очень серьезный человек.
— Вот и мне так показалось, — подтвердил Чумаков и, попрощавшись, вышел из приемной.
Спускаясь покрытыми ковровой дорожкой ступеньками, он перебирал в памяти детали необычного разговора в кабинете вице-президента Академии наук.
Кроме самого вице-президента Гордеева, в комнате находились еще двое. Одного из них, профессора Мезенцева, Чумаков знал — тот читал у них в университете курс лекций по биологии. Другого — подтянутого моложавого мужчину с обветренным загоревшим лицом — видел впервые.
Едва Чумаков переступил порог, эта тройка буквально впилась в него взглядами.
Чумаков покраснел. Можно понять смущение обычного младшего научного сотрудника, неизвестно отчего друг оказавшегося в центре внимания прославленных ученых мужей.
— Итак, — пригласив его сесть, быстро и энергично, словно продолжая вести прерванное появлением Чумакова совещание, заговорил Гордеев, — прошу любить и жаловать: Чумаков Алексей Иванович. Возраст — двадцать семь лет, по специальности — биофизик, недавно защитил диссертацию. Тема, если не ошибаюсь, посвящена энергетике некоторых видов насекомых. Xолост.
— Это хорошо! — бросил вполголоса Мезенцев. — По крайней мере, для нас.
Все, кроме Чумакова, рассмеялись.
— Согласно служебной характеристике, — продолжал вице-президент, — инициативен, любознателен, любит покопаться в непонятном. Характер имеет ровный и, как утверждают, в быту скромен. Мастер спорта по дзю-до. Думаю, для первого знакомства хватит. Судя по выражению лица нашего… гм… коллеги, он не совсем представляет, чем обязан нашему скромному обществу. Давайте-ка я вас представлю, товарищи, — сказал Гордеев. — Мезенцева Павла Игнатьевича, академика, вы, надеюсь, знаете?