Лицо на белой стене
Шрифт:
Гости успели станцевать, попытать удачу с букетом и подвязкой невесты, напиться, опозориться, извиниться, вновь протрезветь, размазать торт по губам и уйти.
Он подумал, что не стоило ему так уж подробно рассказывать про Павлушу.
Он не помнил, в какой момент из-за стола встал последний гость. Алексей отвёл взгляд от ножки бокала с шампанским, опустошил его и ушёл. Прощаться было уже не с кем.
Ему было не впервой рассказывать о себе в третьем лице незнакомцам. Это казалось забавным: сумеет ли он быть убедительным? Сумеет ли
И всё же вот так, подробно и с самого начала, он говорил впервые. Он задумался, почему ему захотелось всё вспомнить и рассказать именно сейчас, среди незнакомых людей. Была официальная сокращённая версия, она всё объясняла и спасала от любопытных. Он рассылал её журналистам, поставил в начало бестселлера по психологии, на её основе защищал диссертацию. С тех пор прошло много лет, он уже давно чувствовал себя свободным от личной драмы, но как будто настал момент, когда нужно было в последний раз обернуться на прощание с кем-то, кто был тебе близок, улыбнуться и пойти, больше никогда не оглядываясь назад.
Алексей Павлов. Так его звали на самом деле. Павлуша.
По дороге домой он вспомнил всё, что произошло дальше. Он встал на рельсы и разогнался, останавливаться не было никакой силы, да и не хотелось. Павлуша припарковал машину у дома и пошёл в бар – бары были для него удобным местом, чтобы погружаться в воспоминания, привычка. Несколько часов и порций виски, и он вновь прошёлся по тропе прошлого, пожалуй, в первый раз так подробно, шаг за шагом, день за днем.
Если у вас не подъедены ногти и таблетки от любопытства, рекомендую закрывать книгу и уходить, как сделали гости на свадьбе.
Они были деликатны. Каждый придумывал свой, оригинальный предлог, каждый обещал скоро вернуться. Труднее всего пришлось последней паре. Но это были парикмахер с любовником, а им нарушать приличия не так уж и впервой. Поэтому они просто улыбнулись, будто извиняясь за Алексея, спокойно встали и ушли, держась за руки. Вы можете не проявлять такт и удаляться без объяснений, громко схлопнув страницы книги, если когда-нибудь её напечатают.
15
– Опять грыз себя?
– Погрызешь тут, с твоими предсказаниями.
– Понравился фокус?
– Теперь я хотя бы уверен, что ты могуч!
– Я гоняю стаи туч!
– Или…
– Или что ты того? Слетел с катушек? Поехал умом? Тронулся?
– Ну вот скажи, если всё знать, то и жить не интересно. Банальнейшая мысль, и сколько раз везде…
– И всё же хочешь отведать такого?
– А что мне робеть? Всё лучше, чем моё существование.
Павлуша снова разговаривал с Лицом во сне. Когда это происходило, он будто слышал свой голос со стороны. Громкий и ровный. Голос уверенного в себе человека.
В реальности Павлуша говорил, как трава шелестит. Люди всё время его переспрашивали,
У Лица был ровно такой же голос, как и у Павлуши в снах, уверенный и спокойный, только на пару тонов ниже, и оттого Лицо звучало довольно чувственно, как дева в вечернем эфире. Ну кроме того раза, когда оно в первый раз передавало информацию Павлуше беззвучно. Тогда они словно висели в подводном пространстве и, как дельфины, телепортировали мысли.
–
И ты не боишься потери воли к жизни, и прочая?
–
Да чего мне бояться, посмотри на меня, я уже настолько оброс страхами, что даже если налепить новый, я уже, кажется, и не почувствую ничего.
–
Есть у меня кое-какой секрет. Точнее, есть он у тебя, но ты о нём не знаешь. А узнав, распустишься и освободишься. И не нужно тебе будет моё абсолютное знание. Ты пострадаешь и пострадаешь страшно, но вынырнешь совсем к другому берегу!
–
Ну валяй.
–
Тут дело в том, что надо выбрать. Тебе секрет или знание всего и вся? Сможешь спрашивать меня о чём угодно и когда захочешь.
–
Только в снах?
–
Как пожелаешь.
Лицо растворилось, и Павлуша оказался один посреди океана. Жуть. Он боялся, что нападут рыбы. Противное бессилие, схожее с тем, что так часто посещало его в реальности, стало душить. В жизни он был на море всего лишь раз, но догадка, что вокруг его тела снуёт столько всего живого, просто выводила из себя. Насладиться пляжным отдыхом не удалось.
С ним всегда так. Теоретически он природу любил, но в реальности вся эта живность до дрожи была ему противна. Хорошо лежать на травке, чтобы лучи солнца, птички и запах леса. Но то в книгах и фильмах, а на деле? На деле, в траве все живёт и множиться, шевелиться и выделяет секрет, ползёт и кусается. Павлуша был уверен, что природа – гадость страшная, но можно хотя бы как-то примириться с ней зимой. Он родился в январе и любил холод.
Тут его отвращение слепилось в такой плотный комок, что он невероятным образом оттолкнулся ногами от воды и улетел ввысь, превратившись в чайку. Видел собственный клюв. А затем проснулся.
Павлуша открыл глаза с чувством, будто всю ночь на нём плясали жирные боровы. Всё та же стена напротив с окном, за двадцать пять лет ни разу не были поменяны обои или хотя бы ковёр.
Окно. Павлушин очередной пунктик. Он их не боялся, но как бы не любил. Хоть бы это и глупо. Стоило к окну подойти, и какая-то тоска накатывала, даже тошнило иногда. Сначала Павлуша думал – от высоты. Но и окна вагонов, и окна на первых этажах, даже окошки касс наводили отвращение. А ведь он каждое утро просыпался и глядел на это убогое окно.