Лицо порока
Шрифт:
Посидели мы и впрямь хорошо.
Хоронить мне Михаила не пришлось. Утром, прибыв в Вольнянск, я узнал, что старенькая мать моего друга решила увезти тело сына на родину, в крошечную деревушку под Сумами. На похороны туда поехала и Надежда.
Выпив по рюмке водки за упокой грешной души Михаила со старушкой-соседкой, которая наводила порядок в его теперь уже пустой квартире, я побрел обратно на автостанцию.
Над городом зловеще кружило угрюмое воронье. Звенел мороз. И скорбно молчали поседевшие
В Запорожье я приехал в половине десятого. На работе решил не показываться. Все, что нужно, я написал вчера, необходимые распоряжения дал. Остальное сделают и без моего участия. Но и сидеть целый день дома тоже не хотелось. С уличного телефона-автомата я позвонил в приемную редакции, в двух словах объяснил Маше положение вещей и пригласил ее на чашечку кофе в дом печати, пообещав появиться там через полчаса.
В бар она пришла в точно назначенное время. В короткой, туго обтягивающей бедра юбочке, элегантной кожаной курточке и белом пушистом шарфике, Маша смотрелась довольно эффектно. Немногочисленные посетители мужского пола, в основном коллеги-журналисты, бросали на нее плотоядные взгляды.
— Привет! — Маша бросила на столик сумочку и, обворожительно улыбаясь, присела на краешек стула.
— Здравствуй, солнышко! — я приподнялся и поцеловал ее в раскрасневшуюся щечку, тем самым давая понять мужикам, что девушка пришла именно ко мне и к ней не нужно клеиться.
Затем направился к стойке бара за водкой, кофе и коньяком для Маши.
— Как твои ноги? — поинтересовалась она с озабоченным видом, когда я вернулся. — Вижу по походке, что еще неважно.
— Да нет, все нормально, уже почти не болят, — заверил я и спросил в свою очередь: — А ты, детка, почему без головного убора? На улице морозище, зачем форсить? Заболеть вздумала?
Маша кокетливо повела плечиком:
— Неужели тебе не все равно?
— Не все равно! — отрезал я серьезно. И это произвело на секретаршу определенное впечатление. Ее глаза в один миг покрыла пелена легкой грусти.
— Давно обо мне никто не волновался! — бросила она сдавленно и опустила голову.
Я отхлебнул из стакана водки и, облокотясь об стол, подпер кулаком подбородок.
— Сколько времени ты одна? Расскажи о себе.
Маша сидела, прямо, как школьница на экзамене, ее лицо выражало и смущение, и грусть.
— Что тебе рассказать? Что мне двадцать девять лет, ты, наверно, знаешь. В восемнадцать, на втором курсе педучилища, я выскочила замуж. И года не прожили — развод. Потом был второй муж. Серьезный, деловой, вроде тебя.
— Да уж, очень серьезный! — ухмыльнулся я кивком указывая Маше на нетронутую рюмку с коньяком.
Она взяла ее, приподняла, и, рассмотрев содержимое сквозь голубоватое стекло, выпила всю до остатка. Потом схватила чашку с кофе, отхлебнула, обожгла губы и поставила на место.
— А что это за второй муж? — поинтересовался я и взял обе руки секретарши в свои. — Хороший был человек?
— Толик?..
Глаза Маши — наивные, добрые и в эту минуту печальные — смотрели прямо в мои. Она ждала сочувствия.
— Так сразу взял да и ушел?
— Я так и не поняла его поступок, — вздохнула секретарша. — Забрал меня из больницы, привез на такси домой. Потом принес из магазина много разных продуктов. Посидел молча, покурил. Вдруг поднялся, начал одеваться. Говорю: ты куда? А он — ни слова, только взглянул как-то виновато. Так и ушел…
Недалеко от нас сидели две дамы из областной государственной газеты, в которой и я когда-то работал. Мне показалось, что они внимательно прислушиваются к нашему разговору.
— Давай уйдем отсюда в другое место, — шепнул я Маше и, допив водку, вышел из-за столика.
Мы спустились на первый этаж дома печати, в бар, куда журналисты обычно захаживают редко — он открыт и для посетителей с улицы.
Здесь тихо играла музыка, в воздухе витали винные пары и густой табачный дым. Свободным оказался лишь один из столиков, стоящий посередине зала. Барменша Юля, моя давняя знакомая, подошла сразу, как только мы с Машей уселись, хотя заказы в этом баре всегда принимаются у стойки.
— Добрый день! — приветливо улыбнулась она. — Что подать?
Я улыбнулся ей в ответ. Краем глаза заметил: Маша смотрела на Юлю с явным неодобрением.
— Здравствуй, красавица! Два кофе, пожалуйста! А еще коньяк даме, а мне — водку, и две плитки шоколада.
Юля ушла выполнять заказ, еще раз одарив меня белозубой улыбкой. А я повернулся к секретарше:
— Не ревнуй! Мы просто друзья.
— А я и не… С чего ты взял? — попыталась она возразить, но я перебил вопросом:
— Ты, конечно, сильно переживала, когда этот Толик ушел?
Маша тряхнула рыжими кудряшками.
— Переживала, естественно… Особенно на первых порах.
— Ну, и где он теперь? — я закурил и с наслаждением затянулся. Она неопределенно пожала плечами, собираясь с мыслями.
— Где-то в Запорожье… Купил себе квартиру на Правом берегу.
— Ты что, больше его не видела?
Маша не успела ответить — подошла Юля. Кофе, рюмка коньяка, полстакана водки и две плитки шоколада перекочевали с подноса на стол. Я взял одну шоколадку и протянул Юле:
— Это тебе, малышка!
— Мне? — девушка смутилась. Барменшей она работала не первый год, но к таким жестам не привыкла. Видать, не баловали ее посетители вниманием.
— Да, угощайся, пожалуйста!
— Но за что? — не понимала Юля.
— За твои очаровательные глазки! — я сунул плитку в кармашек ее передника. — И огромное спасибо за доброжелательность и хорошее обслуживание!
Растерянно улыбаясь, польщенная девушка удалилась. А мы с Машей возвратились к прерванному разговору.