Лицо порока
Шрифт:
Последующий час я готовлю завтрак себе и детям. На скорую руку варю гречневый суп с тушенкой и жарю картошку с колбасой. Потом быстро привожу себя в порядок, кое-как перекусываю и выхожу из дому. Дети вот-вот должны проснуться…
Сегодня мне предстоит переделать уйму дел: навестить в больнице Машу, написать две статьи и обязательно проведать Настю.
Около девяти я прибыл в центр экстремальной медицины, куда вчера госпитализировали Машу.
— Сейчас еще продолжается
Пришлось постоять на лестничной клетке между этажами больничного корпуса, покурить.
Машина палата — восьмая. Постучав, я вошел. Пять коек. Больные — кто сидит, кто лежит. Все полураздетые. Я опустил голову, чтобы их не смущать. Маша лежала у окна. Она была бледной, с посиневшими губами и веками. Я тихо опустился на стул рядом с койкой. На тумбочке увидел какие-то таблетки и бумажку с длинным перечнем лекарств. Понятно, все это нужно немедленно купить.
Маша, спала. Я взял ее за руку.
В палату заглянула уже знакомая опрятная медсестра.
— Мужчина! — обратилась она ко мне. — Зайдите к Игорю Алексеевичу, он лечащий врач вашей жены.
Я последовал за медсестрой по коридору.
— Вот его кабинет, — она указала на белую дверь с табличкой «Врачи» и удалилась. Я постучал.
Доктор — усталый человек лет сорока — сидел за обшарпанным столом и что-то быстро писал.
— Мне доложили, что к больной Сташиной пришел муж, — подняв голову, он посмотрел на меня пустым, отсутствующим взглядом засыпающего человека. — Или вы не муж?
— Я близкий друг Сташиной, — пояснил я.
— Ясно, — припухшие веки врача подергивались. — Ей необходимо купить лекарства. Список у нее.
— Он уже у меня, — сообщил я. — Сейчас все куплю и принесу.
— Хорошо! — закивал доктор. И, поморщившись, извиняющимся тоном изрек: — Времена сейчас трудные… Я напишу вам еще один список. В нем перечислю все медикаменты, которые были истрачены во время операции вашей…м-м… подруги. Все это необходимо будет возместить, а то у нас совсем нет никакого запаса…
— Понимаю, — кивнул я.
— И еще такое дело, — продолжил доктор. — Надо бы сделать добровольный взнос в фонд больницы. Сколько именно, вам скажут в нашей бухгалтерии, там знают. Ничего не попишешь, финансовые трудности…
Спорить я, понятное дело, не собирался. Тем более, что подобные порядки давно уже стали нормой почти во всех украинских лечебных учреждениях.
— Скажите, как прошла операция? — поинтересовался я. Этот вопрос сейчас занимал меня больше всего.
Врач пожал плечами:
— Нормально. Если не будет осложнений, то, полагаю, дней через семь-восемь мы переведем Сташину на амбулаторное лечение. Плечо, конечно, какое-то время поболит, потом придется его разрабатывать,
Пару минут доктор сосредоточенно писал, составляя список медикаментов, которые надлежало купить. Затем протянул его мне:
— Все это отдадите дежурной медсестре. А я ухожу домой. Всю ночь на ногах, умираю, так хочу спать.
— Спасибо вам, Игорь Алексеевич! — поблагодарил я и положил перед ним на стол несколько зеленых купюр.
— Что вы? Зачем? — он смотрел то на меня, то на деньги.
— Примите, прошу вас! — приподнявшись, я тронул его за плечо. — Врачам нынче платят не очень, это всем известно…
Врач хотел что-то сказать, но потом вздохнул, открыл ящик стола и смел туда деньги.
— Мне неловко, — неуверенно протянул он. — Понимаете? Но… Вы не волнуйтесь, со Сташиной будет все в порядке…
Спустившись на первый этаж корпуса, где, помимо гардероба, и приемного покоя, располагалась и аптека, я приобрел все необходимое. Потом сходил в бухгалтерию, уплатил деньги. И возвратился в отделение. Медсестра, унесла лекарства и чек, выданный мне кассиром больницы.
Миша все еще спала.
— Ей рано утром сделали обезболивающий укол, — объяснила мне Мишина соседка по палате — желтолицая бабулька с забинтованными кистями рук. — Она и уснула.
— Ну, тогда мне, наверно, лучше пока уйти, — понимающе улыбнулся я старушке и попросил: — Когда Маша проснется, скажите ей, пожалуйста, что приходил Иван. Я все необходимое купил, за операцию заплатил. А тут в пакете, вот он, возле тумбочки, — указал я пальцем на раздутый пластиковый пакет, — кое-какие продукты. Пусть покушает. Наведаюсь ближе к вечеру.
На работе, конечно, мне пришлось выложить шефу все о произошедшем с Машей. Я сказал ему, что по ее просьбе ремонтировал перегородку на лестничной клетке, что пришел пьяный сосед и учинил дебош с пальбой из ружья. Единственное, о чем я умолчал, — это о наших с Машей отношениях. Шефа они не касались. Не знаю, что он подумал, но не спросил ничего, только по-бабьи заохал.
На время Машиного отсутствия ее обязанности передали Наташе, сотруднице брачного агентства, действующего при нашей редакции.
Поработав несколько часов, я опять поехал в центр экстремальной медицины.
Маша встретила меня улыбкой, которая нелепо смотрелась на ее измученном лице.
— Милый…
— Как ты себя чувствуешь? — я наклонился и поцеловал ее. Губы у Маши были холодны, как лед.
— Хорошо, — прошептала она и взяла меня за руку. — Недавно милиционер приходил, расспрашивал о подробностях случившегося…
Я присел на стул у койки.
— Меня, наверно, тоже будут допрашивать, но пока не вызывали… А как твои раны, сильно болят?