Лицо порока
Шрифт:
Двухэтажный коттедж, к которому мы вскоре подошли, несколько отличался от других, стоящих рядом. Сначала я не мог понять, чем именно, но потом обратил внимание на каменные чаши под стеной: там буйно цвели белые розы. Возле остальных домов произрастали только канны.
Террион взошел на высокое крыльцо и громко постучал в большую, обитую красной кожей дверь. На пороге тотчас выросла высокая, сутулая женщина с бледным, болезненного вида лицом. Ее черные глаза смотрели проницательно, но никакого интереса, никакого любопытства в них не было.
— Эквегий бодрствует! — проинформировала она скрипучим
— Благодарю, уважаемая Цинция! — сдержанно кивнул Террион. И, понизив голос, обратился ко мне: — Это экономка Эквегия.
Мы последовали за ней в просторную прихожую, почти не обставленную мебелью, затем прошли по слабо освещенному узкому коридору и очутились в мрачной комнате с занавешенными окнами. Мебели тут было много, даже, пожалуй, чересчур много: диван, два кресла, два шкафа, три тумбочки, дюжина стульев. Все это громоздилось в беспорядке. На стенах, на полу, на диване пестрели ковры и коврики. В комнате, распространяя тусклый свет, горели три свечи, они торчали из хрупких, причудливых кувшинов, которые стояли по одному на каждой из тумбочек.
— Это ты, Террион? — послышался откуда-то гнусавый голосок, неприятно резанувший слух. — Проходи, сынок!
— Здоровья тебе и многая лета, почтенный Эквегий! — с подчеркнутой уважительностью промолвил сотник, склоняя голову.
Послышалось шуршание одежды. Только теперь я заметил в одном из глубоких кресел тщедушную фигурку в зеленом байковом халате. Это, вероятно, и был Эквегий, заместитель командира стада и патрон Терриона.
Скрипнуло кресло. Тощий старикашка, кряхтя и охая, с трудом встал на свои нетвердые ноги. Он казался очень слабым. Морщинистое, серое лицо с носом-клювом имело хищный и зловещий вид. Но в следующий миг, когда его озарила добрая улыбка, сразу стало приветливым и беззаботным. Старик поковылял нам навстречу.
— Ты опять с экскурсантом? — прошамкал Эквегий и, щурясь, скользнул по мне безразличным взглядом. — Как хорошо, что ты зашел, Тергион! Мне как раз нужно с тобой посоветоваться. Ты всегда трезво и разумно рассуждаешь.
— Я слушаю тебя, почтенный Эквегий! — выпрямился тот, явно польщенный словами старика.
— В группе проштрафившихся молодок, отобранных на днях для борделя нашего стада, я заприметил одну очень милую красотку, — продолжал Зквегий, зябко кутаясь в халат. — По-моему, ей там не место.
Я поразился услышанному: вот так да! Выходит, и здесь, в аду есть бордели? На моем лице, вероятно, легко прочитывалось изумление, потому что Террион, наклонившись к моему уху, шепнул:
— У нас имеются бордели для каждого стада. Есть и для мужчин, и для женщин.
Потом, обратился к старику:
— Тебе решать судьбу этой девушки, Эквегий!
— Мне хотелось бы, чтобы ты сам посмотрел на нее и высказал свое мнение, — снова улыбнулся он. И, звонко хлопнув в ладоши, произнес: — Она здесь, Тёррион, ее зовут Вирсавия.
Обернутая в белую шелковую накидку, из смежной комнаты легкой походкой молодой пантеры вышла девушка. Она была чрезвычайно смущена и растеряна.
— Дитя мое, — ласково обратился к ней старик, — покажи-ка нам свое тело.
Девушка безропотно повиновалась. Легкое движение ее рук, и накидка сползла на пол. Перед нами стояло цветущее, грациозное существо
— Как она прекрасна, не правда ли, Террион? — пылко, будто юноша, воскликнул Эквегий и, подойдя к юной красавице, осторожно взял ее за точеный подбородок своими двумя узловатыми, кривыми пальцами. — Она достойна самого царя!
Террион смотрел на нагую девушку тоже отнюдь не бесстрастно. Он то и дело облизывал языком пересохшие губы, переминался с ноги на ногу.
Эквегий высоко поднял подбородок Вирсавии. Ее глаза, как спелые оливки, излучали влажный свет. Полные, чувственные губы полыхали, словно лепестки благородных роз. На высокий, мраморно-белый лоб прядями спадали завитки волос. Они были цвета красного золота.
— Хороша! — только и вымолвил Террион, и было хорошо видно, что он готов подавиться слюнями.
— Вот я и говорю, — Эквегий задумчиво провел рукой по спине девушки, — что ей делать в борделе? Не лучше ли отдать замуж за достойного человека? Как думаешь, сынок? — он пытливо взглянул на Терриона.
— Конечно! — горячо поддержал тот эту идею. — Но за, кого именно? Кого одарить таким прекрасным цветком?
— Судьба Вирсавии, понятное дело, в ее руках, — добродушно усмехнулся Эквегий. — Насильно у нас никого замуж не выдают, даже осужденную на пять лет работы в борделе. Я могу ей только рекомендовать. На правах старшего и более мудрого…
— А за что попала Вирсавия в список лиц, передаваемых для исполнения наказания в бордель? — быстро спросил сотник, все еще ощупывая глазами шикарные формы девушки.
— За непослушание, — с укоризной вздохнул старик. — У Вирсавии строптивый характер, даже, как мне сказали, дерзкий. Хотя я этого и не заметил. Верно, потому, что, она уже сделала для себя соответствующие выводы. Правда, дочка?
Дева, залитая румянцем смущения, покорно закивала головой.
— Я вот о чем хочу тебя спросить, — Эквегий отступил от Вирсавии и устало опустился в кресло. — Может, твой старший сын захотел бы жениться на ней? — старик с доброй улыбкой взглянул на девушку. — Если, конечно, Вирсавия не откажется выйти за него замуж. Я говорю, Террион, о Литии. Потому как твой младший — Иррион — еще слишком молод. К тому же, насколько я знаю, он уже имеет на примете невесту. Говорят, Иррион помаленьку встречается с дочерью вдовы Авдимуса.
Сотник удивленно вскинул брови. Но тотчас в его больших глазах вспыхнул огонек удовлетворения. Эквегий посмотрел на него долгим, испытующим взглядом.
— Вирсавия, сынок, из хорошего рода, — произнес он серьезно. — Ее отец — один из сотников четыреста седьмого стада, мой старый и закадычный друг.
— Я был бы очень рад такой невестке, — было видно, что Террион говорит это от чистого сердца. — Уверен, что Литий, увидев Вирсавию, будет сражен ее красотой… Но что решит она?
Старик на удивление проворно вскочил с кресла, почти подбежал к Терриону и торжественно промолвил: