Лицом к лицу
Шрифт:
– А почему?
– Потому что снова хлынула вода из шахты "Хильдасглюк", - досадливо ответил доктор Йонсон.
– Значит, кто-то помешал комиссии профессора доктора Франке провести доскональные исследования?
– спросил я.
Господин фон дер Эее протянул мне старый, расплывшийся от мутных потеков документ.
– Можете приобщить к вашему делу, - сказал он, - это доклад профессора Франке.
– Словом, - заключил доктор Йонсон, - буров надо брать не меньше двадцати - сорока. Это уже двести тысяч марок. Это - деньги. Мы согласны с заключением федерального правительства: выкачать воду из шахты "Виттекинд" и, естественно, с "Хильдасглюк" будет стоить не менее двадцати миллионов марок. Кто в наше время уплатит такие деньги без векселя?
– Что значит в данном конкретном случае "вексель"?
– спросил
– Это значит, что ваши друзья, господин Штайн или кто другой, должны представить документы, из которых с неопровержимой ясностью будет следовать: такого-то и такого-то в такой-то штрек шахты "Внттекинд" опущены такие-то и такие-то ящики с такой-то нумерацией или же без нумерации вообще, прибыли оттуда-то, сопровождаемы тем-то или теми-то; эти ящики до взрыва изъяты не были. Тогда, ясно, мы будем готовы на продолжение делового диалога, господин Семенов.
2
Лицо Штайна как-то враз осунулось; глаза - даже за толстыми стеклами очков - сделались совсем детскими, беззащитными.
– Это ужасно, - сказал он.
– Я очень боялся услышать такой ответ, я так боялся этого... Удар нанесен "под ложечку", ибо эвакуацией и хранением такого рода "объекта", как Янтарная комната, занимались особые зондеркоманды. А их деятельность носила столь секретный характер, что даже в архивах толком не просматривается: нужен, видимо, какой-то особый код. А сколько такого рода кодов унес с собою в могилу Арно Шикеданц?! А сколько таких шикеданцев нам не известно до сих пор?! Но меня не оставляет идея, о которой я вам уже говорил: при нашей педантичности даже специальные зондеркоманды СС особого назначения обязаны были ставить в известность бургомистров о предстоящей транспортировке. А как же иначе?! Если не поставить в известность, то местная полиция может начать шум, не зная, что вопрос заранее согласован... Словом, пока вы путешествовали в Нижней Саксонии, я слетал в Западный Берлин и - с помощью графини Дёнхоф - получил возможность поработать в ряде тамошних архивов. Меня интересовало все, что только можно было найти о профессоре докторе Роде. И снова меня мучает вопрос: как, при каких обстоятельствах он умер и отчего накануне того именно дня, когда высказал согласие рассказать все, что знал, о Янтарной комнате? Умер? Или был отравлен? Кем? Проводилось ли вскрытие? Где заключение? Если я нашел все документы о Роде в Западном Берлине и они обрываются на 1944 годе, значит, архивы сорок пятого года могут храниться в Калининграде? Значит, там может быть фонд отделов культуры и транспорта Кенигсбергского бургомистрата? А именно в этом фонде надо искать с а н к ц и ю бургомистра на э в а к у а ц и ю Янтарной комнаты. И с этим может быть связано имя профессора Роде. Я готов, если мне предоставят такую возможность, поработать в Калининграде, я помогал отцу в архивах, у меня навык, а ведь в нашу эпоху отработанный н а в ы к работы - один из главных компонентов успеха.
Он замолчал, закурил, жадно затянулся. Лицо его было пепельным, глаза по-прежнему беззащитными, виноватыми, словно бы это его вина была в том, что доктор Йонсон поставил свои условия: в общем-то, увы, справедливые.
– Самое главное, - сказан я, - продолжать драку.
– Да, - кивнул он.
– Это важно. Только...
– Что?
– А...Ладно...
Пришла фрау Штайн, принесла кофе, открыла бутылку "Столичной":
– Надо выпить за то, чтобы не было хуже! Все остальное приложится! Он вам еще не рассказал о своих находках? Не вешай нос на квинту, Георг! Нельзя! Ну-ка принеси новые документы!
Штайн вышел в свое святая святых - в комнату, где хранятся десятки тысяч микрофильмов из нацистских архивов, - вернулся через пять минут.
– Перед тем как я передам вам эти данные, послушайте, что мне сказали неофициально... В американском архиве в Александрии хранятся и поныне двенадцать тысяч уникальных картин, принадлежавших ранее НСДАП.
– Что за художники? Из каких музеев?
– Скажи, скажи о главном!
– прогрохотала фрау Штайн.
– Это же поразительно!
Какой-то проблеск улыбки лег налицо Штайна.
– Как вы понимаете, подробно я пока ничего не знаю, но я выследил по номерам, что именно в этом форте Александрия в США, в их главном архиве, хранилась чудотворная икона "Тихвинская божья матерь". А до этого она была в замке Кольмберг. И сделал ее опись тот же Адальберт Форедж. А ныне икона хранится в личной
Он положил передо мною документы:
– Поглядите. Это то, что мне удалось получить на Унбехавена.
Тот ли это Унбехавен, другой ли, брат ли, сват - не мне сейчас судить.
Я пробежал документы: Унбехавен, родился в Кольмберге 20.7.1909 года. СС хауптштурмфюрер. Последнее повышение в должности - 15.1.1945 года. Служил в СД в Праге; жил в отеле "Мэзон" (Masion); там же помещались отдел безопасности и комендатура. Затем был передислоцирован в Моравию в гор. Иглава. №СС - 26234 (один из самых "старых борцов"!
– Ю. С); в НСДАП г. Нюрнберга вступил 1 декабря 1930 года. Участвовал в акции "Лидице".
"Акцией" нацисты называли зверский расстрел женщин, стариков и детей в чешском городке Лидице, под Прагой, в отместку за убийство нацистского палача Гейдриха; все дома были снесены с лица земли; жители уничтожены - так "большой идеалист, художник и вождь рейха" был намерен вести "воспитательную работу" с завоёванными.
– Если это тот Унбехавен, он должен быть судим как военный преступник, сказал я.
– Его должны немедленно арестовать. Штайн пожал плечами:
– Вы думаете, он знает, что его коллег по этому зверству судили?
– Конечно, если это он.
– Значит, он сделал все, чтобы доказать: "Я не тот Унбехавен, а другой".
– А если все-таки тот?
3
– Если тот, - задумчиво сказал Энтони Тэрри и сделал маленький глоток кофе, - тогда...
Откинувшись на спинку кресла - легонького, плетеного, беззаботно-дачного, - Тэрри принялся сосредоточенно наблюдать, как парижские машины неслись со страшной, сине-дымной скоростью, принимая старт у светофора, словно спринтеры, хотя и дураку было ясно, что следующий светофор вот-вот замигает красным светом, так что можно бы и не торопиться... Все верно, да здравствует индивидуальность и личность, только нигде так не развито темное стадное чувство, как на дорогах западных стран; и еще, пожалуй, в здешних очередях - к лифту ли, автобусу или кассе; не жди пощады, ототрут, затопчут, да здравствует тот, кто силен и быстр, остальные обречены на отталкивание. Вот уж воистину чьими нормами поведения руководствовался Петр Аркадьевич Столыпин, когда заявлял в Думе: "Мы станем писать законы для сильных, но не для слабых..."
...Тэрри тщательно замял окурок в пепельнице, рекламирующей коньяк "Камю", приблизил ко мне свое худое, загорелое лицо с пронзительными голубыми глазами и продолжал:
– Тогда пускайте дело об Унбехавене, Кольмберге и "Тихвинской божьей матери" по законным каналам. Только я вам хочу рассказать одну новеллу, не возражаете?
– Не возражаю, более того, приветствую!
– Итак, некий британский журналист решил включиться в поиск произведений русского искусства, похищенных нацистами из музеев и церквей. Конечно же он занимался этим делом, соблюдая все нормы права, выверяя каждый шаг у юристов. И вот после долгих дней работы в архивах этот британский репортер обнаружил ц е п ь. Исследуя эту цепь, он прикатил в Мюнхен, самый, конечно же, демократический город, где власти полны решимости, как вы понимаете, выкорчевать все последствия второй мировой войны, покарать затаившихся гитлеровцев и вернуть всем законным владельцам похищенное. Как это ни странно, поиски привели британского журналиста не в очередной архив, где хранятся старые бумаги и работают милые пожилые люди, а во вполне респектабельное учреждение, полное деловой, современной модерновой м о щ и, - в финансовую дирекцию городского совета Мюнхена. О, вы даже не можете себе представить, как сильна эта организация, сколько у нее могущественных покровителей! Ведь все тузы бизнеса, в том числе и военно-промышленного, наносят визит тамошним дядям и тетям, которые обязаны следить за налогоотчислениями с их прибылей. Значит, коррумпированность не может не иметь места в этой организации, а коррупция это незаконное дружество, которое значительно сильнее дружества законного, ибо в подоплеке его - законы мафии. Итак, наивный британский журналист, убежденный в незыблемости норм демократии и денацификации, прикатил в Мюнхен и заявился к одной из начальниц финансового ведомства могучего города баварской столицы... Еще кофе?