Лидия и другие
Шрифт:
– Ты что! Мне не нужна кроткая жена! Я не хочу потерять форму!
Егор пошел еще раз навстречу: значит, Надька подойдет, она резкая.
Но Женя и тут возмутился: как можно - он, Бояршинов, никогда не женится на общежитской!
"Пижон", - подумал Егор. Но в чем-то Бояршинов и прав. Лидия, она, как сестра... на всю жизнь.
Женя открыл папку и достал свой новый коллаж. Одна из купальщиц Дейнеки вырезана и любовно приклеена к ватманскому листу. А на причинном месте у девушки точно приклеена дверца с никелированной ручкой. Судя по суховатой графике - дверца
– Дашь перефоткать?
– спросил Егор.
Бояршинов сказал резко: дескать, хитрый - хочешь разбогатеть на мне, ведь через двадцать лет это сколько будет стоить - такой коллаж, роскошь! Здесь цветение форм просто, монтаж выявляет скрытые сущности, как от столкновения двух элементарных частиц рождаются миры-при огромных скоростях.
Сказал и огорчился: Егор подумает, что я жадный, а ведь это все во имя прекрасного будущего, чтоб оно было еще прекраснее, не распыляясь в настоящем.
На самом деле Егор совсем не обиделся. Его-то будущее было еще прекраснее - даже без всяких коллажей.
5
На фольклорную практику их повез Солодкевич. Из вагона в Соликамске пересели в автобус и запели: "В первые минуты Бог создал институты, и Адам студентом первым был"... Они хотели сильнее обозначить свое присутствие здесь, в этом месте, и вообще - в эпохе. Казалось, что от слов песни, от выкриков Надьки и дирижирования Леонида Григорьевича они становятся еще студентистее. Потом пересели в тракторный прицеп, уже подверженный колхозной коррозии, и замолчали. Только хватались друг за друга во время резких бросков прицепа, скачущего по рытвинам. Лидии показалось, что Леонид Григорьевич слишком сильно прижался к ней, но тут их бросило в другую сторону, и она сама ударилась о Женю. Но в этом возрасте юноши не возражают, когда на них сваливаются фигуристые девушки.
На колхозной конторе висела цветная потрескавшаяся фанера: хохочущая женщина откинула голову под натиском чугунно прорисованных букв: "ЗДЕСЬ ШЬЮТ ИЗ КОЖИ". Ее немой смех словно означал: какое там шьют, но если уж шьют, то бегите отсюда ради всего святого! Мимо шел мужчина, слегка обглоданный местной жизнью: на закорках он нес старушку, глаза ее были закрыты. Лидия сразу спросила у проходящей мимо женщины: "Что-плохо ей?" "Нет, хорошо, - откликнулась собеседница.
– Сын со свадьбы несет... гуляли два дня. Петровна вам потом попоет знаете как - вы ей только выпить поднесите".
Побросав рюкзаки и сумки в клубе, в комнате для кружковой работы, они бросились к речке. Вода в Вишере бежала так быстро, что это казалось неестественным. Бояршинов подумал, что, как в коллаже, река методом наложения втиснута в общий простодушный пейзаж. В воздухе чувствовалась вибрация силы и угроза от движения водяных мускулов.
К берегу неподалеку причалил плот, какие-то люди стали выгружать с него рюкзаки и походное снаряжение.
– До самого Ледовитого океана уже поселений нет, - сказал Солодкевич.
– Откуда же эти приплыли, если в верховьях нет никого.
– Пойду выясню, - отозвался Егор.
Видимо, выяснение было настолько захватывающим, что он
Ночевать отправились в клуб, а Солодкевич, отвечавший за жизнь и здоровье студентов, пошел на поиски Егора. Все уже улеглись вповалку на постеленное на полу сено, а комары вылетели на еженощный промысел, когда с берега Вишеры вернулся Леонид Григорьевич. Он был один и - судя по дыханию - опечален. Но печаль не могла до конца вытеснить его живость. Он чуть ли не с размаху упал рядом с Лидией, то есть с самого краю. И сначала затих. Только она начала всплывать к какой-то сияющей поверхности - привалился! И как-то всё молча, как бы нечаянно. Лидия очумела от перепада реальностей и тоже как бы нечаянно выставила локоть: "Надька, ну что ты - душно!" Солодкевич, несмотря на локоть, прижался еще плотнее. Тогда Лидия увесистой ручкой резко отмахнулась.
Утром Солодкевич встал свежий, первозданный. Губа, правда, у него была сильно разбита и распухла. Но он весело объяснял всем: Шахецкая как-то беспокойно очень спит, зовет Надьку, вот на губе и отразилась ее бурная внутренняя жизнь.
Егор появился как ни в чем ни бывало, но с огромной щетиной. Фая Фуфаева как-то даже величественно смотрела на подбредающего Егора. Она спала прекрасно. В свете обязательного сияющего будущего Егор напрасно что-то там такое исчезал, появлялся, выпивал, словно пытался уклониться от гарантированного счастья.
Солодкевич был человек мудрый. А мудрость всегда ведь выглядит просто: пять-шесть движений и семь-восемь слов. Он послал Егора в магазин - дал три рубля на вдохновляющую влагу. Остальным сказал:
– Работать будете вместе: Егор - для затравки фольклорной ситуации выпивать с бабушками, а вы все в это время не зевайте-записывайте.
Витька Шиманов от Аграфены Петровны с трепетом записывал: "Полный колос клонится к земле, а пустой свою голову к небу топорщит". Ему казалось, что перед ним раскидывается вечная мудрость, залог всего самого лучшего на земле. Вот оно добро народное!
Лидия карябала своими клиновидными рунами: "на розову траву, ой да на розову траву". И этот формализм ее мучил и опустошал. Розовая трава какая-то инопланетная, откуда это залетело, раздраженно думала Лидия. Народ... Он сплошь окружен всякой зеленью - хвоей, листвой, травой... Куда его тянет на декаданс?!
Фая величаво запечатлевала: "Девки молоденьки - глаза-смородинки", убеждаясь: сама-то она полностью соответствует этому определению. Гарантия светлого будущего крепла в ней с каждым записанным словом.
Надька у пожилых сестер Отеевых услышала:
Девки, пойте, девки, пойте,
Я старуха, да пою.
Девки, дайте по платочку,
Я старуха, да даю.
Пропев, бабки смущенно потупились.
– А вы не стесняйтесь, - подбодрила их Надька, ощущая, как от спорящейся работы по всему телу разливается уют.
– А вы нам плесните, - с безучастным видом сказала старшая сестра, словно это взбрело ей в голову только что, а так-то ничего, вроде, и не хочется.
– Егорушка!
– крикнула в окно Надька.
– Иди сюда!