Лиходолье

Самойлова Елена Александровна

– А что там, за этими холмами? – поинтересовалась я, дождавшись, пока харлекин усядется в седло передо мной, и покрепче вцепившись в его пояс.

– Старая дорога к Огнецу, – отозвался Искра, трогая конские бока пятками. – Если она совсем не заросла быльем, то до города, считай, рукой подать будет.

Да уж, рукой подать.

Я перевела взгляд на могильники, мимо которых мы проезжали, и только сейчас начала замечать брошенные, темные от ржавчины лопаты с поломанными рукоятками рядом с поврежденными курганами, грязные тряпки, которые когда-то наверняка были одеждой. Кажется, что далеко не все гробокопатели ушли отсюда целыми и невредимыми, да еще и обогатившимися за счет погибших – куда как больше сгинуло

в неизвестности, отправившись на поиски старинного клада. Над редкими курганами еще реяли на длинных шестах грязные обрывки, бывшие когда-то знаменами, – эти могилы гробокопатели не тронули. То ли сохранилась в людях толика уважения к павшим героям, то ли просто побоялись соваться – теперь уже не разберешь. Да и надо ли?

Желтовато-серые каменистые холмы были все ближе, тропа под лошадиными копытами превратилась в подобие дороги, когда солнце померкло, укрытое невесть откуда набежавшими облаками, и стеной хлынул не по-летнему холодный дождь…

Ливень прекратился только под утро, а на рассвете я проснулась от холода. Приподняла голову с теплого Искрова плеча, осмотрелась. Густой белесый туман затопил все вокруг, накрыл и степь, и холмы, и наш крохотный лагерь, разбитый под небольшим каменным козырьком, ледяным молочно-белым одеялом. Туман заливал все вокруг, но почему-то таял на высоте колена, отчего казалось, будто бы мы с Искрой лежим под самыми облаками. Костер в двух шагах от нас, разведенный у ноздреватой, похожей на кусок хлеба скалы из желтого песчаника, чадил, потрескивал и отбрасывал на стену трепещущие отблески света. Чуть дальше были видны колышки с навязанной на них просоленной веревкой – как оказалось, Искра стащил несколько саженей, когда помогал мне ставить обережный круг у каравана, – из нее я и соорудила «заборчик», переступить который далеко не всякая нежить сумеет. Еще дальше, почти теряясь в тускло-серых сумерках, был едва заметен стреноженный конь, которого харлекин на ночь завел внутрь обережного круга, привязав к оставшемуся колышку, вбитому в землю. Точнее, из-за тумана мне были видны только неподвижные лошадиные ноги, уходящие куда-то в белесое облако, – похоже, Вереска мы укатали, вот он и спит стоя, как полагается лошади.

Тихо, спокойно. Бесшумно.

Я зевнула и опять устроилась на Искровом плече, теснее прижавшись к большому теплому телу под плотным шерстяным плащом. Просыпаться не хотелось совершенно, тем более что от клубящегося прямо над головой тумана веяло холодом и сыростью, отчего хотелось зарыться поглубже под плащ и не показывать оттуда даже кончика носа.

Рядом послышался негромкий сосущий звук, будто бы кто-то тянул воду через соломинку.

Вроде ничего страшного, да вот только разом нахлынувшее беспокойство мгновенно дало о себе знать. Интересное дело – в Лиходолье я провела без году неделю, а уже любая мелочь, не вписывающаяся в привычную картину, настораживает и заставляет хвататься за лирхин посох.

Снова тишина. Я приподняла голову, вслушиваясь в предрассветную мглу, и на ощупь принялась искать лежащий где-то рядом ромалийский посох.

Что-то звякнуло, с шелестом прокатилось по траве. И снова странный сосущий звук, только теперь более шумный – как будто вода в чашке заканчивается, а некто по-прежнему продолжает тянуть жидкость через тоненькую трубочку.

Туман оборачивает холодным пушистым одеялом, скрадывает звуки и очертания предметов, поэтому я даже не могла сообразить, что это и откуда раздается.

Гадость какая.

Я брезгливо передернула плечами и несильно ткнула Искру в бок, а когда тот заворчал, просыпаясь и распахивая янтарно-карие лисьи глаза, торопливо надавила ладонью ему на грудь, не давая сесть. Указала на туманное озеро, заполонившее все вокруг, но почему-то так и не спустившееся на стоянку ниже осиновых кольев и протянутой между ними веревки, склонилась к самому уху

харлекина и тихонько шепнула:

– Искра, слышишь этот странный звук? Как думаешь, что это может быть?

Оборотень медленно, очень осторожно приподнялся на локте, склоняя голову набок и прислушиваясь. В лисьих глазах полыхнули синие морозные огоньки, верхняя губа поползла вверх, приоткрывая железные зубы.

– Не знаю. Но это мне не нравится. Очень не нравится.

Грудь харлекина под моей рукой шевельнулась, упругая живая плоть дрогнула, сменяясь холодным твердым металлом. Я запоздало отдернула руку, неловко откатилась в сторону, чтобы не попасть под разметавшиеся железным веером волосы-струны. Искра взглянул на меня жутковатыми пронзительно-синими глазами без зрачков и белка, со звоном тряхнул тяжелой головой, весь подобрался и сел на корточки, по плечи утонув в туманном мареве. В груди, покрытой гладкими узорчатыми пластинами, зародилось низкое животное ворчание, харлекин громко клацнул зубами, как сторожевой пес, учуявший чужака… И туман неожиданно поредел, начал рассеиваться, откатываться прочь по степи, открывая моему взгляду совершенно целого и невредимого Искру и иссушенный, больше похожий на древнюю мумию труп коня, который рухнул набок сразу же, как только его перестало прятать белесое облако.

– Вампир-р-р-ры! – с искренней ненавистью выплюнул харлекин, встряхиваясь, как выбравшаяся из травы собака, и вновь принимая человеческий облик. – Кровососы местного разлива. Дрянь редкостная! Нагнали туману в прямом смысле этого слова, подобрались так близко, насколько смогли, и выпили нашего коня досуха. Ур-р-роды. И на людей-то уже не похожи, а кровь пьют, как комары, через особую трубочку, которая в зобу прячется. – Искра скривился и посмотрел на меня, продолжая гораздо более спокойным голосом: – Увижу снова – порву в клочья, их порода мне еще в Загряде поперек горла встала, похуже дудочников будут. Змейка… ты что, испугалась?

– А? – Я с трудом отвела взгляд от сморщенного, будто бы высохшего конского трупа, обтянутого некогда красивой, а ныне изодранной в трех местах шкурой. Подумать только, а я ведь их даже не почуяла, более того – туман даже меня заставил обмануться. Как разглядишь сквозь белесое марево и без того плохо заметные угольно-черные тени вампиров? А если бы мы не были защищены кругом, что тогда? Нас сожрали бы спящими? – Нет. Не испугалась.

– Врешь же. – Искра подобрался ближе, скользнул кончиками пальцев по моему голому плечу, ухватился покрепче и притянул меня к себе. – Мне-то зачем?

– Я забеспокоилась, – уклончиво произнесла я, прижимаясь щекой к груди харлекина. – Как мы дальше будем до Огнеца добираться?

– Ножками, золото мое змеиное, ножками, – усмехнулся оборотень, целуя меня в макушку и отстраняя. – Здесь недалеко деревня когда-то была, может, и сейчас есть. Доберемся до нее, а там видно будет. До города всего ничего осталось, если не найдем лошадь, я перекинусь и донесу тебя за одну-две ночи. Мне сил хватит, главное тебе держаться за меня покрепче. Броня скользкая, еще свалишься на полдороге.

– В крайнем случае, привяжешь меня к себе веревкой, вон ее у нас сколько, – улыбнулась я, нашаривая сорочку и торопливо натягивая ее, путаясь вначале в рукавах, а затем и в завязках горловины.

И зачем люди такую неудобную одежду называют «дорожной»? В нее же быстро не влезешь, шнурки путаются и рвутся, рукава слишком длинные, постоянно приходится закатывать повыше, чтобы не мешали. То ли дело ромалийские вещи, которые я носила в таборе. Рукава либо до локтя, либо с узкими манжетами, ворот свободный, юбка надевается легко – достаточно дважды обернуть цветастое широкое полотнище вокруг талии поверх длинной сорочки, завязать концы пояса – и можно идти. А подол, если что, и как сумку можно использовать, если завязать хитрым узлом и конец через плечо перебросить.