Лихое время
Шрифт:
– Во! Константином звать можешь. Или Костей, когда без посторонних, – как ни в чем не бывало кивнул Ленков. – А на чужих зови меня Никифором. Так я и среди гутаревцев прохожу. Конспирация!
– Чаво?
– Секретное имя… Для маскировки от сыскного ведомства.
– Ага, – Филя потряс головой. – Ну, бляха-муха, хитрец на хитреце и заговорщик на заговорщике! Ни-ки-фор!..
Произнес по слогам, словно сухарем хрумкнул.
– Вот я, Кось… Костя-Никифор! – махнул рукой со смешком. – Вот я и говорю, што вся хитрость-то – вне подозрения быть, а не корешей закладывать! Корешки –
– Ага… Мелюзгу фараонам отдал, и ты у них – в полном доверии!
– Соображашь! Сам посуди, Коська… Тьфу ты! Ладноть, не ерепенься. Буду стараться анторитет твой не ронять, Костя-Никифор… Ну, дак, я-то про што… Вот, значитца, устроила шелупень свой цыплячий скок, а што, к примеру, тот же самый угрозыск? Шум до небес! Под энту гребенку и тебя, паря, вычесать могут запросто! Набирайся, Константин, у стариков мудрости. Как гритца, захочешь жить – не так завертисси! Уразумел, «енерал»? Кабы не мои расклады, да ни энта дружба с милицией, ишшо бы неизвестно, чаво приключилося бы по вчерашнему милицейскому приезду…
– Поешь-то ты браво, – задумчиво уперся глазами Костя в Филиппа, машинально скручивая в тугой свиток подобранный под лестницей кусок бересты. – Но сдается мне все-таки, что, ежели тебе приспичит, то и меня ты, сука, с потрохами фараонам приподнесешь…
Цупко хотел ответить Коське что-нибудь хлесткое, но краем глаза узрел появившуюся на крыльце Анну и осекся.
– Фили-ипп! Чего же ты гостя к чаю не кличешь? – жеманно и протяжно позвала Анна. – Здрастуйте вам!
Оглядев ее, по-утреннему свежую, с ярким румянцем на тугих щеках, сдобную несмотря на годы, Коська не удержался, хмыкнул. Одобрительно ткнул Филиппа под бок.
– Урвал, Филя!
– А чо, Костя, айда по чеплашке! – прогудел, расплываясь, Цупко.
Стол в сенцах полон. В миске с водой плавает желтое коровье масло, приземистая кринка предлагает плотную, хоть ножом режь, сметану, паром исходят гречишные оладьи, так и просятся – обмакни в золотистый прозрачный мед и – в рот!
Объемистый глечик с запотевшими боками полон густого молока, на тарелке – сваренные вкрутую яйца. Гора пшеничных калачей вкупе с зеленого стекла сахарницей, доверху насыпанной колотым синеватым рафинадом, завершает картину спешиловского изобилия.
Вокруг – большие фаянсовые чашки с толстыми блюдцами, а посередине стола – пузатый жаркий самовар. Словно корона, увенчал его китайский чайник-заварник, разрисованный золотисто-красными драконами – пускает из затейливо выгнутого носика тоненькой струйкой парок, заполняющий все застолье ароматом крепчайшей заварки.
Костя тут же почувствовал, как за щеками, у корня языка, рот наполняет слюна.
Малые и Мишка уже отчаевничали. За столом сидели Бизин и Катерина, смутившаяся при виде высокого, крепкого и ловкого молодого мужика с кудрявой шапкой густых русых волос, приятным
– Дай-ка, Нюра, нам чиво-нибудь покрепше! – тут же распорядился Цупко.
– Э, сдурел, ли чо ли! С утра пораньше! – укорила было Анна.
– Цыть, баба! Не жалей гостям!
– Гостям!.. Самому бы глотку смазать! – не удержалась Анна.
Но скрылась в доме, грохнула крышкой подпола, через минуту вынесла в сени стеклянную четверть с плескающейся под горлышко самогонкой.
Филипп до краев наполнил граненые рюмки. Отставленную бутыль Анна тут же опять в дом прибрала.
– От баба! – хмыкнул Цупко, поднял рюмку и проскороговорил:
– Нуте-с, со свиданьицем!
Мужики чокнулись, выпили. Костя с Филиппом – залпом, Алексей Андреевич – мелкими птичьими глоточками. Захрустели головками лука.
Блестящими глазами Костя уперся в Катерину.
На влажных губах у него вроде улыбка, но с какой-то похабцей смотрится. Девушка не выдержала, не допив чашку, поспешила из-за стола подняться:
– Спасибочки всем, побегу, курям надо корму задать…
Ленков проводил ее взглядом, повернувшись на лавке всем телом. Не спускавшая с него настороженных глаз Анна ясно узрела у него под натянувшейся рубахой оружие, – куда и давешнее жеманство подевалось! – в момент озлилась:
– Не таращь зенки! Повылазиют!
– А и не убыло! – засмеялся Костя.
– Неча, знам вашего брата! Одно на уме! Есть да не про вашу честь!
– Ты чо, Нюрка, сдурела? Чо залаяла? – встрял окрысившийся на сожительницу за унесенный самогон Филя.
– А ничо! – В сердцах с грохотом отодвинув табуретку, Анна ушла в горницу.
– Ну, мать ее ети, дура! – бухнул озадаченный бабьим взрывом Цупко.
– Погодь, Филя… – Бизин все видел и понял. Перевернув пустую чашку на блюдце, смахнул с подола рубахи крошки, сыто зажмурился, потянувшись всем телом. Потом вперил глаза в Ленкова, сказал негромко:
– Запомни, парень, в своем огороде капусту не едят.
Костя на Бизина волком посмотрел, только крупные крылья носа зараздувались. Старый купец усмехнулся, кивнул Косте:
– Ну что, мил друг, пройдем до свежего воздуху, аль забыл насчет разговора?
– Щас, вишь, чаи не догонял! – зло буркнул в ответ Ленков. Окончательно и Анна, и этот старик все настроение испортили.
– Филя, мы тут с Константином отлучимся, вон под теми соснами погуляем. Так что ты нас не теряй, у меня к тебе тоже пара словечек имеется опосля.
Цупко кивнул, глазами зыркнул на Коську, мол, хорош валандаться, не испытывай у Андреича терпение. Ленков звякнул чашкой:
– Ну, пошли, погуляем, дядя старый…
Бизин вряд ли это услышал, он уже на крыльцо подался. Филипп постучал костяшками пальцев по лбу:
– Те ж про гонор сказано, конча-ай, Коська! Покажись для дела Андреичу, дурень…
– Опять, Филя?!
– Да иди ж ты, иди, «енерал», твою мать!..
Вслед за Бизиным Костя вышел за ворота.
За кустами густого багула, отгородившими обоих от дороги и забора постоялого двора, Бизин присел на поваленный трухлявый березовый ствол. Сорвал с близкой ветки пожелтевший вялый листок, понюхал, глядя куда-то за Коську, в лесную чащобу.