Лихоморье. Трилогия
Шрифт:
Тильда завизжала от ужаса. Руубен даже не оглянулся, продолжая удаляться от них, и самое странное, что мертвые руки ему больше не препятствовали, даже наоборот, отклонялись в сторону и прятались, давая ему дорогу. За финном тянулась узкая тропинка – ниточка в огромном поле колосящихся конечностей.
Якур погрузился в землю почти по пояс, и все его попытки выбраться ни к чему не приводили. Тильда тоже начала проваливаться. Зажмурившись, она продолжала визжать просто потому, что больше ничего не могла сделать. Мертвые руки облепили все ее тело, щипали,
Неожиданно одна из десятков пар этих рук подхватила ее под мышки и подбросила вверх, выдернув из кишащей живыми трупами трясины. В следующий миг Тильда плюхнулась ничком на что-то твердое и холодное. Оказалось, это была спина драугра, закованная в доспехи. Пункки спас ее! И каким же он стал огромным! Даже стоя на четвереньках, он возвышался над землей метров на пять. Так высоко мертвецы вряд ли дотянутся, к тому же, драугра они не трогали – видимо, принимали за своего.
В радостном порыве Тильда обняла Пункки за могучую шею и поискала взглядом Якура. Среди грязно-сизого месива разлагавшейся плоти его лицо выделялось бледным пятном. Плечи друга уже скрылись в земле.
– Помоги Якуру! – умоляюще крикнула Тильда в ухо драугра. Уговаривать его не пришлось. Добравшись до места в два прыжка, он могучей рукой расчистил подвижные «заросли», с легкостью ломая гнилые кости, и, подцепив воротник рубашки Якура, с силой потянул к себе. Ткань с треском разорвалась. Рыкнув от досады, Пункки обхватил всей своей огромной пятерней голову парня. Тильда перепугалась, что с головой случится то же, что и с воротником, но, к счастью, извлечение друга из земли прошло благополучно, и через мгновение он уже сидел рядом с ней на спине их спасителя и даже пытался шутить, щуря узкие черные глаза:
– Повезло этим тварям, не то они бы мной подавились! – Он продемонстрировал нож, зажатый в руке.
– Разве ножом можно напугать мертвых? – поинтересовалась Тильда с улыбкой на дрожащих от перенесенного шока губах.
– Это отцовский нож, им можно убивать демонов и всякую нечисть. Я всегда держу его при себе. Помнишь, я тебе рассказывал?
– Что же ты тогда не смог отбиться?
– Силы неравны, слишком много тварей. Но несварение я бы им точно устроил. Говорю, же, повезло мертвякам!
Когда Тильда вновь вспомнила о Руубене, тот был уже далеко, но не шел, а стоял на коленях, склонившись к земле, и его тучное тело часто вздрагивало, будто от кашля… или от рыданий.
Перед ним на тонком стебле покачивался бледно-желтый цветок, пронзительно нежный, беззащитный и выглядевший абсолютно нереальным посреди этого могильника, кишащего мертвецами, перемалывающими блестящую от влаги комковатую землю. Он казался более невероятным, чем солнечный зайчик в глухую ночь.
Тильда хотела окликнуть Руубена, но вдруг услышала, как тот бормочет что-то, будто разговаривает с цветком. Потом финн всхлипнул, засмеялся и начал осыпать поцелуями блеклые лепестки. Кажется, он был совершенно невменяемым.
– Надо забрать оттуда Руубена! – Тильда постучала ладонью по закованному
Драугр выронил изо рта кусок мертвечины, который пережевывал в этот момент, обеспокоенно вскинул голову и с криком «Хозяин!» потрусил вдоль берега в направлении коленопреклоненной мужской фигуры.
Заметив приближение своих спутников, Руубен громко шмыгнул носом, суетливо вытер руки о полы пиджака, осторожно взялся двумя пальцами за цветочный стебель и вырвал его из грязи. Прижимая цветок к груди, он поднялся на ноги и обернулся к подоспевшему драугру. Тот помог Руубену взобраться к себе на спину и спросил:
– Куда теперь, хозяин?
– Вперед. Мы почти выбрались.
– Да? – Тильда с сомнением оглядела темное пространство и вдруг заметила вдали нечто похожее на слабый отсвет. – Кажется, я вижу выход!
Руубен кивнул, не отрывая от цветка восхищенного взгляда. Бледные, отливающие по краям синевой, лепестки окружали ярко-желтую бархатную сердцевину, сиявшую, точно крошечное солнце.
– Чудо какое! – Тильда потянулась, чтобы понюхать цветок. – Пахнет мандаринами! Откуда он взялся в этой жуткой долине мертвых?
– Это купальница. – Финн вложил стебель в нагрудный карман пиджака. – Неприхотливое растение, любит прохладу и влагу, поэтому растет на берегах водоемов. Иногда ее называют цветком троллей.
– Купальница… красивое название. Жаль, завянет скоро. Может, не стоило ее срывать?
– Она попросила меня забрать ее с собой.
– Попросила? – Тильда с беспокойством покосилась на Руубена. Нет, с ним явно было что-то не так.
– Опасно уносить отсюда что-либо! – Якур встревоженно нахмурился. – Даже цветок, ведь он – часть этого мира. И вдруг он лишь кажется цветком?
– Пункки, давай-ка, поспеши! – выкрикнул Руубен, прикрывая ладонью головку цветка, торчащую над прорезью кармана. Замечание Якура он проигнорировал.
В считанные минуты драугр добрался до расщелины в скале, за которой виднелось серое низкое небо. Протиснуться сквозь узкое пространство он не смог, и ему пришлось уменьшиться, а седокам – спуститься на землю. Мрак и топкая грязь остались позади, дальше простирались стылые каменистые просторы, поросшие островками чахлого леса и укрытые туманной дымкой. Руубен отыскал знакомую ему тропинку, Пункки вновь раздулся, будто резиновый, и компания, оседлав его, продолжила путь, направляясь к хижине ведьмы Лоухи, очертания которой угадывались вдали, за черными кривыми елками.
Как ни старались они подкрасться незаметно, чтобы понаблюдать издалека, но для хозяйки Похьолы их появление не стало сюрпризом, – она стояла в дверях своей избы, подбоченившись, словно давно поджидала гостей. Издали заметив ее силуэт, Руубен попросил Пункки увеличиться, насколько возможно, и угрожающе зарычать, чтобы не только ведьма, но и вся Похьола вздрогнула. Драугр в точности выполнил указание хозяина: достигнув размеров слона, он взревел по-медвежьи, но Лоухи лишь расхохоталась в ответ.