Лихорадка в квартале Маре
Шрифт:
На улице Ториньи дверь мне открыла невзрачная старушка с грустным лицом, спиной, согнутой под тяжестью лет и забот. Без сомнения, мать сошедшего с ума плавильщика. В окружении мадам Жакье чокнутых было предостаточно.
Она тоже стояла тут, мадам Жакье, в полутьме вестибюля, в двух метрах позади своей служанки, прямая, как Правосудие и, по всей видимости, готовая намылить мне шею.
– Следуйте за мной,– сказала она.
Мы вошли в гостиную с буржуазной мебелью и благородным потолком. На этот раз бутылки, приготовленной
– Я схожу с ума,– заявила она.
Что и соответствовало моим впечатлениям, но я оставил это при себе и спросил:
– Одетты здесь нет?
Она завизжала:
– Оставьте Одетту в покое! Да вы что, в конце концов, считаете меня идиоткой?
Я изобразил небольшой отрицательно-вежливый жест.
– Дело касается месье Марёй…– продолжала она.
– А, да! Я узнал, что он ограблен. Вы…
– Мне наплевать на все, что может с ним случиться. Он порвал с моей дочерью.
– Порвал?
– Вас это удивляет?
– То есть…
– Я сумасшедшая идиотка. Мне повторяли это тысячу раз. Но и у меня бывают минуты просветления. Клюнула на ваши красивые слова. Вы показались мне симпатичным. Видите, как иногда можно ошибиться.
И тут ее прорвало яростно-обличительной речью.
Я полностью получил по заслугам. Я был виноват во всем. Потому что состоял в любовной связи с Одеттой, ведь не посмею же я это отрицать, а? Марёй застал нас вместе, и вот этого он не смог перенести…
– …И моя чаша терпения тоже переполнена! – гремела мадам Жакье.
– И моя тоже! – заорал я, переходя на тот же диапазон.
И пользуясь тем, что она заткнулась, добавил:
– Послушайте, я ничего не стану вам говорить, но у меня есть алиби, которое можно проверить…
– О! Избавьте меня от вашего жаргона…
– Нет, он подходит к данной ситуации. Есть способ доказать мою невиновность. Устройте мне очную ставку с месье Марёй.
– Похоже, вы очень уверены в себе,– сказала она после короткой паузы, во время которой она, видимо, размышляла, при условии, что была на это способна.
– У меня на то есть основания.
– Я не могу решиться на такой шаг. Это слишком неприятно. После того, что произошло… А потом какая разница, кто виноват – вы или кто другой. Самая большая вина лежит на моей дочери. Наверное, я не должна была давать ей такую большую свободу…
– В конечном итоге единственная и настоящая виновница – это вы. Но сейчас стоны ничем не помогут. Как вы сами сказали, этот или тот, Марёй не изменит своего решения. Но в моих интересах заручиться вашим доверием. Вы поручили мне одно дело, и я хочу его закончить. Не из любви к этой работе, а потому, что мне нужны деньги и я не хочу возвращать вам чек.
– Это так неприятно,– повторила она.
– И для меня это тоже не удовольствие,– сказал я.– Итак?
Без
– Пошли,– выдохнула наконец мадам Жакье,– но все это страшно неприятно.
Кроме этих слов, они ничего не могли сказать.
– Это страшно неприятно,– заявил месье Марёй, которого продажа шуточных товаров не научила большому юмору.
Это был красивый молодой мужчина, напыщенный и холодный – ни дать ни взять сотрудник похоронного бюро. Он в точности соответствовал тому образу, который я создал себе для автора модели пингвина с широким диапазоном применения. (Изготовление антарктического ластоногого, несомненно, прекратится ввиду разрыва между двумя семьями, что представляет положительный фактор в этой истории.) Месье Жан Марёй занимал тесную, темную и строгую контору в глубине одного двора по улице Пасту-рель. Чтобы попасть в нее, приходилось пройти через несколько складов, набитых картонными коробками и разноцветными предметами из бумаги.
– Я сам не понимаю, почему я принимаю вас, мадам. Вы же понимаете, что невозможно… Это страшно неприятно…
Он посмотрел на меня.
– Кто этот месье?
Мадам Жакье полностью растерялась.
– Вы… Вы его не знаете?
– Не имею чести.
– Это не…
Месье Жан Марёй улыбнулся. Это была улыбка несколько грустная, но в первую очередь высокомерная и презрительная. Но тут его грубость вырвалась наружу:
– Ах, так! Значит, их много! (Он ухмыльнулся.) Ну и легко же я отделался! Нет, мадам. Не знаю, что означает эта дурацкая комедия, но это не тот месье, которого я застал в… галантной беседе с мадемуазель, вашей дочерью. Этот месье не из шпаны…
Может быть, он хотел мне польстить. А может, оскорбить. Я так и не смог составить себе об этом определенного мнения.
Мадам Жакье задохнулась от возмущения.
– Из шпаны! Знайте, месье…
Какая ей в конце концов была разница – похож или не похож на шпану тот парень, который спит с ее дочкой?
Месье Жан Марёй вздохнул:
– Все эти хахали…
Словарный запас господина вполне соответствовал его внешнему виду.
– …всегда выглядят шпаной. Во всяком случае, в глазах тех, кто находится по другую сторону баррикады.
Он вертел в руках парижское изделие, которое валялось на столе. Голая танцовщица – точная копия рукоятки ножа для разрезания бумаг, которым убили Кабироля, но эта была из меди.
– …И вообще я так привык повсюду видеть шпану, что начал себя спрашивать: а существуют ли на свете другие люди?
Я прервал эту болтовню:
– Могу ли я вставить пару слов, месье?
– Прошу вас, месье… месье…
– Бюрма. Нестор Бюрма, частный детектив.
Он подскочил на своем стуле.
– Детектив? Ах так, понятно…