Лихой гимназист
Шрифт:
Когда я вернулся в свою комнату, все соседи уже находились тут. Возраста они были разного: трое — лет по одиннадцать-двенадцать, один — чуть постарше, двое — примерно мои ровесники.
Самые молодые сидела за столом, а один из старших — крупный полноватый парень в очках расположился на стуле возле батареи и как будто следил за ними. Остальные валялись на кроватях с книгами в руках.
Я поздоровался, представился, гимназисты — тоже. Парня в очках звали Борис Ушаков, и он был старший по комнате.
Больше моей персоной никто не интересовался, все продолжили заниматься своими
В это время Борис Ушаков проверял у младших выполнение домашнего задания.
— Алексей, — обратился он ко мне, закончив дело, — а вы, позвольте спросить, из какого класса? Случаем не из нового?
— Пятый «Д», — я оторвался от книги. — Меня в прошлом году сюда перевели.
— Ясно всё с вами. Странно, что вас в наше крыло заселили.
— Инспектор так распорядился.
— Ну что ж, его воля, — Ушаков вздохнул и, сев за стол, открыл книгу. Остальные продолжили делать вид, будто меня тут нет. Они порой перекидывались парой слов, а несколько раз к нам зашли из соседних комнат, но на меня никто внимания не обращал.
Потом был ужин — такой же скудный, как и обед. Мои соседи вниз не пошли, а накрыли собственный стол. У них были чайник, который они разогрели на переносной керосиновой горелке, выпечка и даже колбаса.
Похоже, не только меня не устраивало гимназическое питание, и те, у кого были деньги, закупали продовольствие отдельно.
— Где закупаетесь? — спросил я, когда вернулся.
— В магазине, вестимо, — ответил с неохотой Ушаков. Всем своим видом он показывал, что общаться со мной не желает.
Ну а я продолжил заниматься своими делами. Пожалуй, такой нейтралитет меня пока устраивал.
Следующий день начался с того, что в шесть тридцать всех нас разбудил дежурный надзиратель и погнал в уборную. Она находилась сразу за нашей комнатой. Это было длинное помещение с двумя рядами раковин и кабинками с ватерклозетами. За гигиеной тут следили строго. Потом мы завтракали. В столовой подавали жидкую овсянку и кусок белого хлеба. Перед началом уроков оказалось немного свободного времени, а полдевятого все отправились на утреннюю молитву, открывающую учебный день.
Сегодняшний день прошёл, как и вчера — так же скучно. Классы, парты, бубнёж учителей и учеников, отвечавших домашние задания, днём — прогулка и обед, вечером — комната, где на меня никто не обращал внимания.
В эти два дня дежурный надзиратель уходил рано, часов в восемь вечера. Когда он покидал общежитие, гимназисты сразу начинали чувствовать себя более раскованно. Некоторые играли в карты, другие бегали курить на улицу, кто-то продолжал чаёвничать.
Однако перед отбоем старшие по комнате всё равно отправляли всех чистить зубы и умываться, они же следили, чтобы после десяти, когда звенел последний колокол, никто не выходил в коридор. Впрочем, кажется, все эти правила касались, в основном мелких. Ребята постарше после отбоя продолжали заниматься своими делами.
Вчера, когда я пришёл вечером чистить
Гимназисты, одетые в одни брюки и рубашки, приводили себя в порядок, и я, устроившись за свободной раковиной и открыв коробочку с зубной пастой, уже хотел заняться гигиеной, когда краем глаза увидел, как уборную вошли три парня.
Я оглянулся. Один из них оказался тем самым белобрысым увальнем с обгорелой мордой. Второй, высокий и сутуловаты малый, имел угловатое лицо и глаза навыкате. Третий был низкорослым, но довольно широким в плечах.
Белобрысый подошёл ко мне и оттолкнул.
— Обождите в стороне, сударь. Это дворянская гимназия. Вначале настоящие дворяне приведут себя в порядок.
Другие гимназисты обернулись и уставились на нас, и я понял, что пора действовать.
Глава 5
В прошлой жизни я неплохо махал кулаками, но новое моё тело не имело нужных навыков. Алексей не был слабаком, он и прежде занимался подвижными видами спорта и тягал гантели, которые я обнаружил, заглянув дома под кровать. Однако этого было недостаточно. Рефлексы не наработаны, кулаки не набиты, с реакциями — вообще неизвестно что. Да и ноги за два месяца в инвалидной коляске ослабли.
Но оставлять безнаказанным подобные выпады в свой адрес тоже было нельзя. Алексея и так, кажется, ни во что не ставили. Надо исправлять ситуацию.
Больше всего я рассчитывал на то, что мои противники тоже не искушены в рукопашном бою. Эти трое не ждали нападения, они расслабленно стояли и скалились, радуясь моему унижению.
Я отошёл на шаг, делая вид, что уступаю, и давая недругам окончательно расслабиться. Гуссаковский уже не смотрел на меня, он переглянулся со своими приятелями — момент был подходящим.
Я шагнул к Гуссаковскому и, вложив весь вес, двинул кулаком ему по рёбрам. Удар был не самым лучшим, но он достиг цели: мой обидчик схватился за бок и согнулся. Не давая опомниться, я вполсилы саданул его в ухо и, ухватив пальцами за волосы, дёрнул голову Гуссаковского вниз. Его нос встретилось с раковиной, забрызгав её кровью.
Не успели остальные двое понять, что происходит, как я метнулся к длинному и толкнул его ногой в живот. Длинный попятился. Я провёл апперкот. Костяшки моих пальцев точно угодили ему в подбородок, и парень повалился на пол, чуть не сбив с ног стоящего за соседней раковиной гимназиста.
Моя рука ощутила острую боль: кулаки были не набиты, и это сильно мешало драться.
Коренастый бросился на меня, схватил за шею и попытался повалить, я же принялся лупить его по рёбрам и куда попало, уже не вкладывая вес.
И тут чьи-то пальцы вцепились в мои плечи и стали оттаскивать от противника. Коренастого тоже схватили, не давая продолжать борьбу. Кто-то кричал, чтобы мы остановились. Нас разнимали.
Несколько гимназистов держали коренастого, другие — меня. Между нами вклинился щуплый парень с бакенбардами и светлой растительностью на лице, ещё не знавшем бритвы.