Лик Победы
Шрифт:
И на том спасибо. Выводок Амалии нужно разыскать. Ивонн хорошенькая, мало ли что придет в голову борцам за свободу. Особенно если напьются, а напьются они обязательно. Кровь порождает кровь, кто же это сказал? Святой Иоанн? Святой Лукиан? Нет, святой Адриан… Прежде чем податься в эсператисты, основатель ордена Славы навоевался досыта, так что знал, о чем говорит.
– Распорядитесь снять трупы, привести в порядок и похоронить… по-оллариански. Если вы, разумеется, не повесили еще и клирика.
– Будет исполнено, монсеньор. – Видно было, что Никола не согласен, но приказы не обсуждаются. – Но аспид
– Что сделано, то сделано, капитан. Я не стану искать зачинщиков, но больше никаких расправ!
– Какая ж это расправа? – возмутился Никола. – Пускай дверь в Рассвет вашей матушке придержат, сволочи. Только эрэа все их головы не перетянут.
Не перетянут, а потянут. В Закат. Убийство Маранов – вызов не только Колиньярам, но и короне. И это шило в мешке не утаить, не стоит и пытаться.
– Где барон Райнштайнер?
– Монсеньор… Ему удалось бежать, но его ищут.
Этого следовало ожидать. Такие звери, как Ойген Райнштайнер, в крестьянские ловушки не попадаются.
– Найдите детей, пусть за ними присмотрит Мари. Жюстена поместите отдельно.
Знать бы еще, что с ним делать. Казни он не допустит, но дальше-то что?
– Монсеньор, вы ступайте перекусить, а я займусь.
Прекрасный совет, и какой своевременный! Если не знаешь, что делать, ступай съешь чего-нибудь. А перед этим полюбуйся на повешенных, повешенные – это к счастью. Вороньему, надо полагать.
Закатные твари, из какой ерунды вырастает война! Мараны всего-то хотели заполучить титул и пожить в свое удовольствие. Между ними и Эпинэ стоял один человек, к тому же изгнанник. Казалось бы, какая малость. И вот Амалия стронула камень, из-под которого хлынула река, и только Леворукий знает, сколько народа в ней захлебнется… Робер рванул ворот рубахи, из последних сил сохраняя спокойствие.
– Капитан, вы идете со мной. Голодающие офицеры мне не нужны.
Как быстро пришла осень, несколько дней – и горы из зеленых стали золотыми. В Надоре лиственницы не росли, и Дик принял их за что-то вроде елок, которые зимой и летом одним цветом. Оказалось, нет.
– Странно как, – заметил Рихард Борн, – до моста было лето, а тут – осень.
– Черная Алати, – откликнулся Альдо, – тут все не как у людей. Жалко, праздник пропустили. И что б вам на неделю раньше приехать!
– Ты нас пригласил на охоту, – откликнулся Удо Борн. Он был младше Рихарда, но серьезней и обстоятельней, – а охота начинается после Осеннего Излома [82] .
82
День осеннего равноденствия. Дни Изломов (Весеннего, Летнего, Осеннего и Зимнего) в доэсператистские времена наделялись мистическими свойствами и совпадали с четырьмя празднествами в честь древних богов. День Осеннего Излома был посвящен Астрапу, среди прочего считавшегося покровителем охотников. После смены религии в эсператистских странах Дни Излома перестали отмечать как праздники, но связанные с ними суеверия и некоторые обычаи уцелели.
– Ну да! – засмеялся Альдо. – Уверяю вас, мы отлично поохотимся.
Дик тоже засмеялся:
Ее высочество всем довольна, она не понимает, что ее внук не вправе хоронить себя в Черной Алати. Олларам отпущен один круг, в Талигойю должен вернуться законный король. Дик завертел головой, узнавая знакомые места. Дорога была достаточно широкой, чтоб в ряд могли проехать четверо или даже пятеро, но принц что-то обсуждал с Рихардом, а Удо затеял спор с Анатолем Саво и Дугласом Темплтоном.
Речь шла об агарских и алатских красотках. Анатоль горой стоял за алаток, Удо с Дугласом не соглашались. Проведший пять ночей с черноглазой Вицушкой Ричард не сомневался, что Борн и Темплтон проиграют, но предпочитал помалкивать, тем более что у него побаливала голова. Конечно, эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что с ним приключилось после Золотой Ночи. Надо ж было так напиться, да еще на постоялом дворе! Решено, он больше не станет пить местную касеру, только вино. От хорошего вина голова не болит, хотя кошмары все равно снятся…
– Ричард, – Рихард Борн придержал каракового полумориска, – ты уже охотился на медведей?
– Нет…
– Но ведь в Надоре они водятся.
Водятся. Именно медведю отец был обязан хромотой, он не любил об этом рассказывать, а после его смерти в Надоре позабыли все забавы.
– Матушка не хотела, чтобы я охотился.
– Понятно, – кивнул Рихард, – ты же – единственный наследник. Нас все же трое…
– Есть еще Конрад, – пояснил Удо, – ты его не знаешь, он думает только о своей Лотте. Что ж, он по крайней мере уцелеет.
– Не думаю, чтоб нам что-то грозило, – возразил Рихард. – Разве что, поохотившись на медведей, мы поспешим на помощь к «дельфинам».
– Мы должны освободить Талигойю, – твердо сказал Дик.
– Было бы неплохо, – согласился Удо, – если знать, с чего начинать. Иначе мы будем похожи на тех зайцев, которые собрались изгнать из леса лис.
– Но, – начал Дикон и замолчал. Еще не время раскрывать карты, – но… Круг кончается, а с ним и Оллары…
– Ну и что? – хмыкнул Рихард. – От того, что следующим королем станет кэнналлийский бастард, нам не жарко и не холодно.
Кэнналлийский бастард… Как просто они говорят о сыне Катари, как просто и как грязно!
– Тебе что-то не нравится? – участливо спросил Удо.
– Ее величество выше любой клеветы!
– А разве это клевета? – не понял Борн. – Королева живет с Вороном, и лично я ее не осуждаю. Фердинанд – редкостное ничтожество. Кстати, Ричард, давно хотел спросить, как вышло, что ты оказался здесь?
– Меня выслали из Талига, – бросил Дикон. Это было правдой, хотя и не всей, но они с Робером сошлись именно на этом ответе. Матильда и Альдо «знали» чуть больше. Про покушения на его жизнь и про то, что Алва по просьбе ее величества отпустил оруженосца, снабдив деньгами и проездными грамотами.