Лики Богов

Тара Роси

– Что? – возмутилась златовласая. – Да с чего ты взяла?

Маруся лишь ухмыльнулась, кивнув своим спасителям.

– О, ещё одна вояка? – улыбнулся старший дружинник, подойдя к девушкам. – Там Волот от крепостных стен осман оттеснил, нас к тебе направил. Я к нему ворочусь, а вы оставшихся перебейте.

– Я с тобой, – вызвалась Умила.

– Перебей всех осман, что в крепость пролезли, – спокойно повторил витязь и канул во мраке башни.

Мелкая дрожь пробежала по рукам омуженки, сердце рвалось за крепостные стены. Она вслушивалась в шаги Баровита, но и их вскоре поглотила тишь. Умила почувствовала, как запястья коснулись огрубевшие пальцы лучницы. Вздохнув, омуженка посмотрела в огненные глаза

подруги, лукавые, с искоркой озорства – в них читалось то же опасение, то же желание быть рядом с теми, кто дорог.

Маруся уже шагала к северной башне, изредка оглядываясь на соратниц. Её маленькие стопы заскользили по винту лестницы, хрупкая фигурка слилась с тенью каменной обители; дружинницы шли следом. Зрелище хаоса предстало перед ними – горели крыши домов, искалеченные тела казаков и осман лежали в лужах крови, раненые молили о помощи. Умила видела, как Баровит, перемахнув через крепостную бойницу, спускался по верёвке вниз, где-то там был и её брат, её отец.

– Радмила, ты зря спустилась, воротайся в башню да осман высматривай, Марусю прикрывай, – сказала омуженка и сделала шаг к крепостной стене.

– Баровит велел тебе с нами быть, – возразила подруга.

– Что с того? – прошипела Умила. – Может, сама за ним идти хочешь? Не отлипаешь от него, аки лист банный.

Огненные глаза округлились в недоумении, тонкие губы едва уловимо дрогнули, пальцы нервно проехались по плечу таящегося в налучье лука. Удивление сменилось обидой, отчего глаза недобро блеснули.

– Благодарю за помощь, подруженька дорогая! Кабы не ты, порубали бы нас с чернявой османцы проклятые, – скривилась лучница и поклонилась в пол. – Не к чему мне было спешить к тебе? Сама бы управилась? В следующий раз покойней буду.

– Эй! – крикнула казачка. – Сказала же, опосле мужика поделите!

Но девушки её не слышали. Резко развернувшись, Радмила направилась к башне, шипя бранные слова. Опомнившись, Умила бросилась за подругой, схватив за руку, развернула к себе.

– Прости меня, – пролепетала она.

– То знаешь у тебя всё от чего? – кипела лучница. – От недо… от бездетности! Всем плешь проела!.. Ступай с чернявой, я вас сверху прикрывать стану.

Радмила, вывернув руку из захвата, побежала по винтовой лестнице, продолжая шептать себе под нос всевозможные ругательства в адрес подруги. Свистнув, Маруся улыбнулась, вслушиваясь в топот копыт. Вороной жеребец выскочил из-за покосившихся торговых лавок, приблизившись к хозяйке, остановился, склоняясь в пригласительном жесте.

– Запрыгивай ко мне, – сказала казачка.

Но Умила не спешила, закрыв глаза, вытянула в сторону руку. В памяти вспыхнула тёмно-коричневая грива и медные бока скакуна, девушка мысленно позвала его. Тёплый ветерок заиграл золотистыми локонами омуженки, словно шепча что-то на ухо. Со следующим порывом ветра из-за замковых стен вылетел гнедой конь, встал за спиной омуженки как вкопанный, уткнувшись носом в девичью ладонь.

– Как ты это сделала? – поразилась Маруся.

– Тайна, – ухмыльнулась златовласая, запрыгивая на спину скакуна.

Топот копыт вновь разлился по земле, жеребцы врывались в клубы дыма, перепрыгивали брошенные корзины, разбитые горшки и тела убитых. Всадницы заглядывали в каждый покосившийся дом, в каждый полуразрушенный сарай, высматривая чужаков, ища выживших.

***

У подножья каменной стены бурлила серебряная река, воя сотней голосов, рассыпаясь металлическим звоном. Надрывное лошадиное ржание разносилось по всей округе, билось о стройные тела деревьев. Ярость, перемешиваясь с отчаянием, повисала в воздухе густым маревом, затмевая человеческий разум. Османы не желали оставлять лакомую крепость, не желали ни с чем возвращаться домой. Кырым был сердцем полуострова, самым мощным военным укреплением во всей округе. Здесь был и источник пресной воды, и провизия, и золото в храмах. Османы желали этой победы всей душой; восстановив в крепости силы, они могли легко взять соседнюю

крепость Биюк Кастель и маленький острог Алустон. Тогда к их княжеству присоединились бы порт, плодородные земли, торговые пути. Тогда бы у них появился ресурс и надёжные оборонительные позиции, тогда бы противостоять Персии стало бы легче. Османам, во чтобы то ни стало, необходимо было сохранить целостность своего истерзанного войной с Персией княжества. Если Персия поглотит их вновь, то о независимости можно будет забыть. Поэтому османы дрались на смерть, свирепея от натиска дружинников. Противник был силён, хоть и уступал в числе. Это пугало ещё сильнее, османы бросались на дружинников гурьбой, но каждый убитый воин уносил с собой десяток тюрков. Особый страх вселяли витязи, они казались неуязвимыми и щедро поили землю вражеской кровью. В бой с витязями вступали лишь самые смелые воины османского княжества, стараясь отвести их как можно дальше друг от друга. Сейчас целью тюрков был темноволосый витязь, пытающийся пробиться к крепостным воротам.

Провернув меч, Ждан отвёл атаку османца, тот мгновенно выхватил из-за пояса нож и метнул в соперника. Витязь резко ушёл в сторону, припав на одно колено; острое лезвие пронеслось возле лица, срезав локон тёмно-русых волос. Перехватив меч рукоятью вперёд, Ждан с разворота рассёк живот противника, вскочив, блокировал клинок очередного соперника, выхватил сакс и вонзил его в шею османца.

Пытаясь отдышаться, витязь скользнул взглядом по клокочущему хаосу. Голубые глаза всматривались в пёстрый поток спин, ловили отблески мечей, искали воеводу… и нашли его. Демир яростно рубил захватчиков, пропуская Велибора со Златом к Волоту. Но османцы сжимали кольцо, всё больше отделяя отца от сына. Бросившись к другу на подмогу, Ждан метнул сакс, и блестящая сталь вонзилась в висок неприятеля. Османец вмиг обмяк, выпуская из рук занесённый над Бером меч. Волот, не обращая внимания на рухнувшее за спиной тело, опустил клинок на шею противника, развернувшись, вонзил второе лезвие в тело очередного врага. Ждан встал рядом с другом, готовый принять на себя гнев неприятеля.

– Благодарю, друже, – тяжело дыша, сказал Волот.

Ждан лишь улыбнулся в ответ.

– Главное, их в крепость не пустить, – сказал Бэр, закрывая собой подход к крепостным воротам.

– Легко сказать, – ухмыльнулся выбившийся из сил друг, оценивая количество осман.

Неожиданно, откуда-то сверху спустилась широкая тень, выбив из высохшей земли клубы пыли, встала за спинами витязей.

– Чего приуныли? Али заскучали без меня, – раздался родной голос.

– Ну, теперича втроём-то мы их точно перебьём, – улыбнулся Баровиту Волот.

Ввернувшись в землю, Ждан выставил над головой меч, блокировав саблю соперника, выхватил из-за сапога нож и резко выбросил его в бок османца. Волот скрестил мечи, зажав топорище, оттолкнул противника ногой и, размахнувшись, опустил клинок на его шею, оборвав жизнь несчастного. Отразив удар следующего противника, поразил рукоятью меча его висок. Отвернувшись от рухнувшего замертво османца, Волот бросил беглый взгляд на Баровита – витязь, выбив мечом саблю из рук тюрка, обрушил на его плечо всю тяжесть своей стали, разрубив туловище соперника до бедра.

Стерев со лба пот, Волот осмотрелся – бой ревел свистом стрел, слепил блеском стальных клинков, захлёбывался людской кровью. Протяжное лошадиное ржание пронизывало воздух, топот копыт сотрясал землю. Силы оставляли дружинников, а османы, перепрыгивая тела павших соратников, рвались в бой, предпочитая бегству славную смерть. Топот копыт становился всё отчетливей, улюлюканье наездников и свист лезвий, коснулись слуха друзей. Конники Уласа, прорвав «кольцо», рубили осман, не зная пощады. Грациозная всадница отделилась от строя, вращая саблю, ринулась к витязям. Нежно-голубые глаза девушки были наполнены ненавистью, клинок калечил тела захватчиков, красные губы искривлял хищный оскал, утробное рычание вырывалось из-за стиснутых зубов, гнев вёл её… до конца.