Лики зазеркалья

Kagami

Не знаю, что на меня нашло, но я зачем-то все свои сомнения вывалила на Грэма. Вы когда-нибудь видели, как волки смеются? Он просто покатился по снегу, потявкивая и болтая лапами в воздухе. Я даже немного обиделась на него за такую реакцию. Видимо, сообразив, что его бурные эмоции не доставили мне удовольствия, Грэм подошел и, как обычно, ткнулся лбом мне в ладонь. А потом он стал мне что-то объяснять. Если бы я только могла понять его! Тогда мне показалась, что я теряю возможность получить, пожалуй, самый мудрый совет в моей жизни. Увы, для меня не было никакого смысла в его потявкиваниях,

повизгиваниях и подвываниях. И все же сердцем я почувствовала, что Грэм на моей стороне.

— Спасибо, — только и смогла прошептать я, когда он умолк.

Его непонятный монолог тронул меня до слез. Волк сел рядом со мной и тяжело вздохнул.

— Прости, Грэм, — я тоже вздохнула, — Я бы очень хотела понять все, что ты мне хочешь сказать. Прости, что я не могу тоже стать волчицей и говорить с тобой на твоем языке.

Оборотень повернулся ко мне и вдруг зарычал. Я даже вздрогнула от неожиданности и принялась осматриваться в поисках того, что его так возмутило.

— В чем дело, Грэм?

Если бы я не стояла спиной к толстой сосне, я бы наверняка оказалась на снегу. Грэм словно взлетел и, встав на задние лапы, уперся передними в ствол по бокам от моей головы. В вертикальном положении эта зверюга была на голову выше меня! Нос его почти соприкоснулся с моим, а глаза держали мой взгляд, не отпуская. И было в них что-то такое… человеческое.

— Грэм… — прошептала я, теряя чувство реальности.

Он тихо скульнул и слегка коснулся меня носом. Потом подался головой вперед и прижался щекой к моей щеке.

Я закрыла глаза. Руки сами взметнулись, чтобы обнять его, но волк, вдруг, отпрыгнул в сторону, приземлился на четыре лапы и застыл, не глядя на меня.

— Грэм, — я присела и снова попыталась его обнять.

И снова он почти неуловимым движением сдвинулся в сторону. Потом обернулся и опять поймал мой взгляд. И тут я поняла. Поняла его веселье. Он смеялся совсем, как мама или отец, над моими подростковыми комплексами. Поняла его растерянность и боль от бессилия объяснить все, что так хочется объяснить. Поняла его обиду и злость. Я ведь разговаривала с ним, как с собакой — большой, доброй, преданной мне собакой — совсем забыв о том, что имею дело с разумным существом. Поняла… Нет! Это я пока была не готова понять! А вот это уже понял Грэм. И не стал меня торопить. Но и плюшевой игрушкой при мне он в дальнейшем быть тоже отказывался. "Разберись в себе. Разберись во мне. И когда ты будешь готова, мы поговорим", — сказал мне его взгляд.

А потом он отвернулся и потрусил в сторону выхода из парка, хотя еще даже не стемнело. А я поднялась и растеряно поплелась за ним. Мне хотелось так много сказать ему, и в то же время я знала, что ничего сейчас сказать не могу.

Домой я добралась еще до шести. Родителей не было, и я, в кои-то веки, решила побаловать своих псов долгой прогулкой. Мы сбегали в клинику, а потом почти полчаса носились все втроем по двору. Я убеждала себя в том, что мне полезно разогреться перед тренировкой, и не желала сознаваться, что просто бегаю от самой себя, от своих мыслей. По кругу.

Потом был круг стадиона, и тренер отметил, что я в хорошей форме. Хорошо разогрелась, типа. Хорошо умею

убегать. Вот только смотря от кого.

С тренировки я вернулась совершенно вымотанной, сделала ручкой предкам и тут же отрубилась.

Мне приснился Грэм. И в моем сне он был человеком. Я все пыталась разглядеть его лицо, но мне это никак не удавалось. Он все время отворачивался, словно говорил: "Ты еще не готова". А мне почему-то было очень важно заглянуть в его глаза. Потому что тогда я, наверное, смогла бы понять странные гортанные слова, которые он произносил как бы в сторону, но я точно знала, что они предназначаются только мне.

А в пять утра зазвенел будильник. Увы, увы! Уроки и английский еще никто не отменял. И я бы даже, наверное, успела все сделать, если бы мысли постоянно не сбивались на ускользающее ночное видение.

Когда на кухне зашебуршались родители, я выползла и с виноватым видом попросила их выгулять собак. Предки сжалились и избавили меня от этой тяжкой повинности.

Но и это не спасло меня от тягостного предчувствия предстоящей встречи с Грэмом. Что-то случилось между нами, то ли наяву, то ли во сне. Я не знала, как себя вести с ним теперь. Я пыталась убедить себя в том, что смешно теряться перед собакой. Ну, пусть, не собакой, пусть волком. Но ведь ручным! Но от этих логических построений мне самой становилось стыдно. Вчера, там, под сосной, мне в глаза смотрел совсем не волк. И лицо, которое я так хотела увидеть во сне, тоже не принадлежало животному. И пусть этот парень мне только приснился, сейчас он полностью занимал мои мысли.

В таком полном раздрае я добралась до квартиры Кирилла. Серега открыл дверь и, вместо приветствия радостно потер себя по животу. Ну, да, как же! Ваша мама пришла, молочка принесла.

Я прошла на кухню, спинным мозгом чувствуя, что Грэм ждет меня именно там. Не глядя на него, я поставила пакет на стол и принялась выгружать продукты. Волк подошел и стал рядом, едва касаясь кончиками шерстинок моей куртки. Но это не мешало мне чувствовать его присутствие так остро, как будто мы снова смотрели друг другу в глаза.

— Сейчас будем завтракать, — я постаралась вложить в свои слова максимум равнодушия.

Грэм фыркнул. Этот нелепый звук помог мне взять себя в руки. Еще всякие волки на меня не фыркали!

— В чем дело? — насмешливо поинтересовалась я, — Запах не нравится? Может, предпочитаешь на завтрак что-то другое?

Грэм заскулил и боднул меня, требуя внимания. Я, наконец позволила себе на него посмотреть. Оборотень виновато вздохнул, но когда поднял на меня взгляд, его глаза по-прежнему горели решимостью.

— Ладно, — сдалась я, — Сейчас все равно времени нет, вечером поговорим.

Он кивнул и запрыгнул на табуретку у стола.

Но до вечера я так и не надумала, что мне делать.

Забрав Грэма у Сереги, я все еще не знала, как себя с ним вести, а волк молча шел рядом и не торопил меня, как и обещал. Лишь когда мы забрели на достаточно уединенную аллею парка, я остановилась.

— Грэм?

Он подошел ближе и сел напротив меня.

— Я должна перед тобой извиниться. Я стала забывать, что ты — не собака. Я знаю, это непростительно.